Герои былин василий буслаев. Новгородские былины

Главным персонажем былин являются богатыри. Они воплощают идеал мужественного, преданного родине и народу человека. Герой сражается в одиночку против полчищ вражеских сил. Среди былин выделяется группа наиболее древних. Это так называемые былины о «старших» богатырях, связанные с мифологией. Герои этих произведений являются олицетворением непознанных сил природы, связанные с мифологией. Таковы Святогор и Волхв Всеславьевич, Дунай и Михайло Потык.

Во второй период своей истории на смену древнейшим богатырям пришли герои нового времени - Илья Муромец , Добрыня Никитич и Алеша Попович . Это богатыри так называемого киевского цикла былин. Под циклизацией понимается объединение былинных образов и сюжетов вокруг отдельных персонажей и мест действия. Так сложился киевский цикл былин, связанный с городом Киевом.

В большинстве былин изображен мир Киевской Руси. В Киев едут богатыри на службу князю Владимиру, его же защищают они от вражеских полчищ. Содержание этих былин носит преимущественно героический, воинский характер.

Другим крупным центром древнерусского государства был Новгород. Былины новгородского цикла - бытовые, новеллистические 4 . Героями этих былин были купцы, князья, крестьяне, гусляры (Садко, Вольга, Микула, Василий Буслаев, Блуд Хотенович).

Мир, изображенный в былинах, это вся Русская земля. Так, Илья Муромец с заставы богатырской видит высокие горы, луга зеленые, леса темные. Былинный мир «светел» и «солнечен», но ему угрожают вражеские силы: надвигаются темные тучи, туман, гроза, меркнут солнце и звезды от несметных вражеских полчищ. Это мир противопоставления добра и зла, светлых и темных сил. В нем борются богатыри с проявлением зла, насилия. Без этой борьбы невозможен былинный мир.

Каждому богатырю присуща определенная, доминирующая черта характера. Илья Муромец олицетворяет силу, это самый мощный русский богатырь после Святогора. Добрыня тоже сильный и храбрый воин, змееборец, но еще и богатырь-дипломат. Его князь Владимир отправляет с особыми дипломатическими поручениями. Алеша Попович олицетворяет смекалку и хитрость. «Не силой возьмет, так хитростью» - говорится про него в былинах. Монументальные образы богатырей и грандиозные свершения - плод художественного обобщения, воплощение в одном человеке способностей и силы народа или социальной группы, преувеличение реально существующего, т.е. гиперболизация 5 и идеализация 6 . Поэтический язык былин торжественно-напевный и ритмически организованный. Его особые художественные средства - сравнения, метафоры, эпитеты - воспроизводят картины и образы эпически возвышенные, грандиозные, а при изображении врагов - страшные, безобразные. 7

В разных былинах повторяются мотивы и образы, сюжетные элементы, одинаковые сцены, строки и группы строк. Так, через все былины киевского цикла проходят образы князя Владимира, города Киева, богатырей. Былины, как и другие произведения народного творчества, не имеют закрепленного текста. Передаваясь из уст в уста, они изменялись, варьировались. Каждая былина имела бесконечное множество вариантов.

В былинах совершаются сказочные чудеса: перевоплощение персонажей, оживление мертвых, оборотничество. В них присутствуют мифологические образы врагов и фантастические элементы, но фантастика иная, чем в сказке. Она основана на народно-исторических представлениях. Известный фольклорист XIX века А.Ф. Гильфердинг писал:

«Когда человек усомнится, чтобы богатырь мог носить палицу в сорок пуд или один положить на месте целое войско, эпическая поэзия в нем убита. А множество признаков убедили меня, что северно-русский крестьянин, поющий былины, и огромное большинство тех, которые его слушают, - безусловно верят в истину чудес, какие в былине изображаются. Былина сохраняла историческую память. Чудеса воспринимались как история в жизни народа». 8

В былинах много исторически достоверных примет: описание деталей, старинного вооружения воинов (меч, щит, копье, шлем, кольчуга). В них воспевается Киев-град, Чернигов, Муром, Галич. Называются другие древнерусские города. События разворачиваются и в Древнем Новгороде. В них обозначены имена некоторых исторических деятелей: князь Владимир Святославич, Владимир Всеволодович Мономах. Эти князья соединились в народном представлении в один собирательный образ князя Владимира - «Красно Солнышко».

В былинах много фантастики, вымысла. Но вымысел является поэтической правдой. В былинах отразились исторические условия жизни славянского народа: завоевательные походы печенегов и половцев на Русь, разорение селений, полон женщин и детей, разграбление богатств. Позднее, в XIII-XIV веках, Русь находилась под игом монголо-татар, что тоже отражено в былинах. В годы народных испытаний они вселяли любовь к родной земле. Не случайно былина - это героическая народная песня о подвиге защитников Русской земли.

Однако былины рисуют не только героические подвиги богатырей, вражеские нашествия, битвы, но и повседневную человеческую жизнь в ее социально-бытовых проявлениях и исторических условиях. Это находит отражение в цикле новгородских былин. В них богатыри заметно отличаются от былинных героев русского эпоса. Былины про Садко и Василия Буслаева включают не просто новые оригинальные темы и сюжеты, но и новые эпические образы, новые типы героев, которые не знают другие былинные циклы. Новгородские богатыри, в отличие от богатырей героического цикла, не совершают ратных подвигов. Объясняется это тем, что Новгород избежал ордынского нашествия, полчища Батыя не дошли до города. Однако новгородцы могли не только бунтовать (В. Буслаев) и играть на гуслях (Садко), но и сражаться и одерживать блистательные победы над завоевателями с Запада.

Новгородским богатырем предстает Василий Буслаев . Ему посвящены две былины. В одной из них говорится о политической борьбе в Новгороде, в которой он принимает участие. Васька Буслаев бунтует против посадского люда, приходит на пиры и затевает ссоры с «купцами богатыми», «мужиками (мужами) новгородскими», вступает в поединок со «старцем» Пилигримом - представителем церкви. Со своей дружиной он «дерется-бьется день до вечера». Посадские мужики «покорилися и помирилися» и обязались платить «на всякий год по три тысячи». Таким образом, в былине изображено столкновение между богатым новгородским посадом, именитыми мужиками и теми горожанами, которые отстаивали самостоятельность, независимость города.

Бунтарство героя проявляется даже в его кончине. В былине «Как Васька Буслаев молиться ездил» он нарушает запреты даже у гроба господня в Иерусалиме, купаясь голым в Иордан-реке. Там же он и погибает, оставшись грешником. В.Г. Белинский писал, что «смерть Василия выходит прямо из его характера, удалого и буйного, который как бы напрашивается на беду и гибель». 9

Одной из самых поэтических и сказочных былин новгородского цикла является былина «Садко». В.Г. Белинский определил былину «как один из перлов русской народной поэзии, поэтический апофеоз 10 Новгороду». 11 Садко - бедный гусляр, разбогатевший благодаря искусной игре на гуслях и покровительству Морского царя. Как герой он выражает собой бесконечную силу и бесконечную удаль. Садко любит свою землю, свой город, семью. Поэтому он отказывается от несметных богатств, предложенных ему, и возвращается домой.

Итак, былины - это поэтические, художественные произведения. В них много неожиданного, удивительного, невероятного. Однако в основе своей они правдивы, передают народное понимание истории, народное представление о долге, чести, справедливости. Вместе с тем они искусно построены, язык их своеобразен.

Сергей Николаевич Азбелев (род. 1926) — советский и российский филолог и историк. Доктор филологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института русской литературы (ИРЛИ) РАН (Пушкинский Дом), профессор Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. Участник Великой Отечественной войны. Автор многих работ по истории, литературе и фольклору Древней Руси. Ниже размещен фрагмент из книги: Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли (учебное пособие по курсу «источниковедение»). СПб.: «Дмитрий Буланин», 2007.

И.Е. Репин. "Садко" (1876), фрагмент

Два одинаково популярных героя новгородского эпоса различаются, в частности, тем, что по-разному связаны с летописными известиями о них. Степень этой соотнесенности и степень достоверности одного из таких известий были предметом дискуссий не только эпосоведов, но и историков. Если о Василии Буслаеве — в сущности только одно летописное свидетельство, хотя и повторенное в нескольких памятниках, то довольно много сведений, относящихся прямо или косвенно к прототипу былинного Садко. Летописи сообщали, что в 1167 г. Сотко Сытинич заложил в новгородском Детинце каменную церковь Бориса и Глеба, которая просуществовала до конца XVII в. Былины повествуют, что Садко построил в Новгороде одну или несколько церквей. С.М. Соловьев, решительно утверждавший историчность Василия Буслаева, по вопросу об историчности Садко высказывался осторожно; «Сходство песенного Садка с летописным, — пишет он, — заключается в том, что и в песне богатый гость — охотник строить церкви». Еще менее определенно писал по этому поводу Ф.И. Буслаев. Упомянув, что былинный Садко строил церкви, исследователь замечает: «...эта подробность согласуется с известиями новгородских летописей о том, что нигде на Руси не строилось так много церквей простыми гражданами, как в Новгороде», но не упоминает летописного Сотко Сытинича.

А.Н. Веселовский не сомневался, что в былине отразился, по сходству имен, реальный Сотко Сытинич, строитель церкви Бориса и Глеба. Из построенных же Садко, согласно былинам, церквей, по мнению исследователя, «первичной является <...> церковь в честь Николы, спасшего Садку из моря». По мнению А.Н. Веселовского, реальный Сотко Сытинич, спасенный во время бури Борисом и Глебом, построил в их честь церковь, что и отмечено в летописи. Народное же предание заменило Бориса и Глеба более популярным Николой. В.Ф. Миллер, выводивший былину о Садко в основном из финского эпоса, по вопросу об отношении его к летописному Сотко Сытиничу фактически придерживался того же взгляда, что и Веселовский. Отождествлял Сотко Сытинича с былинным Садко и А.В. Марков.

Впоследствии А.Н. Робинсон датировал былину о Садко XI в. — на основании того, что церковь Бориса и Глеба была заложена Сотко Сытиничем в 1167 г. Эта же точка зрения была высказана Д.С. Лихачевым. Рассказав о построенной Сотко Сытиничем церкви, он пишет: «Естественно, что имя ее строителя перешло в эпос и вокруг построения церкви Бориса и Глеба <...> создались легенды. Именно об этом рассказывают позднейшие былины:

Шел Садко, Божий крам сорудил
А во имя Софии Премудрые,

и другие варианты былин о Садке приписывают ему построение еще двух церквей: Степана архидиакона и Николы Можайского, Поздние летописи называют Садка под 1167 годом — „Сатко богатый" («Софийский временник»). Не может быть поэтому сомнений в том, что „Сатко" летописи и Садко былин — одно и то же лицо. Тем самым датируется и возникновение сказаний о нем». Не касаясь пока существа вопроса, устраним затемняющие его фактические неточности. В цитированном Д. С. Лихачевым тексте былины Садко построил храм «во имя Софии Премудрые», летопись же сообщает о церкви Бориса и Глеба (чего нет ни в одной записи былины), следовательно, нелогично утверждение, будто бы данный вариант былины «рассказывает именно об этом». Неверно, что в тексте «Софийского временника» говорится «Сатко богатый» — в нем сказано просто «Сотко».

2
Обратимся к летописям. О построении Сотко Сытиничем церкви Бориса и Глеба сообщают в том или ином контексте 25 летописных памятников. Это Новгородская 1-я летопись обоих изводов, Новгородская 2-й, Новгородская 3-я обеих редакций, Новгородская 4-я и Новгородская 5-я летописи, Новгородская Карамзинская, Новгородская летопись по списку Дубровского, Новгородская Большаковская, Новгородская Уваровская, Новгородская Забели некая, Новгородская Погодинская летопись всех трех редакций, Летописец новгородских владык, Новгородский летописец по списку Н.К. Никольского, Новгородский летописец, обнаруженный А.Н. Насоновым, Псковская 1-я летопись, Софийская 1-я, Летопись Авраамки, Вол го дек о-Пермская, Тверская, Типографская, Московский летописный свод конца XV в., Рогожский летописец, Владимирский летописец, Воскресенская и Никоновская летописи.

14 летописей содержат известие о самой закладке церкви Сотко Сытиничем в 1167 г. Приводим его по древнейшей из них — Новгородской 1-й летописи старшего извода: «На ту же весну заложи Съдко Сытиниць церковь камяну святую мученику Бориса и Глеба, при князи Святославе Ростиславици, при архиепископе Илии». В остальных случаях текст или совпадает с приведенным, или сокращен или несколько распространен внесением топографических уточнений («в Каменном граде», «в Околотке», «над Волховом по конец Пискупли улицы»). Эти уточнения согласуются между собой и соответствуют местоположению церкви на древних планах Новгорода. В дальнейшем церковь многократно упоминается в летописях и актах. В частности, сообщается об ее освящении в 1173 г., о восстановлении ее после пожара в 1441 г. и о разборке за ветхостью в 1682 г. В одном из таких упоминаний (под 1350 г.) говорится, что церковь «поставил Сотко Сытинич».

21 летопись упоминает церковь Бориса и Глеба вместе с именем ее строителя еще в другой связи. Сообщая о гибели от пожара в 1049 г. деревянной церкви св. Софии (после чего был построен каменный Софийский собор), эти летописи указывают, что деревянная София стояла на том месте, где впоследствии Сотко Сытинич построил церковь Бориса и Глеба: «Месяца марта в 4, в день суботный, сгоре святая Софея; беаше честно устроена и украшена, 13 верхи имущи, а ту стояла святая Софея конець Пескупле улице, идеже ныне поставил Сотъке церковь камену святого Бориса и Глеба над Волховом» (цитируем но Новгородской 1-й летописи младшего извода, так как в старшем этого известия нет; в других летописях встречаются несущественные для нас сейчас сокращения и дополнения, аналогичные тем, которые наличествуют в приведенном выше известии 1167 г.). Эти данные с несомненностью свидетельствуют, что строитель церкви Бориса и Глеба, возведенной в Новгороде в 1167 г., Сотко Сытинич — вполне реальное историческое лицо.

Во всех летописях имя его читается почти одинаково: Сотко (в подавляющем большинстве случаев), Сътко, Содко, Съдко, Сотка, Сотке, Сотъке; в одном случае — явно испорчено: Сьткомо (Тверская летопись). Незначительно варьируется и отчество: Сытинич (в большинстве случаев), Сытиничь, Сытиниць, Сытенич, Сыгьнич, Сытничи, Стънич, Сотичъ; в одном случае испорчено: Сочник (Новгородская 2-я летопись). В былинах формы имени по существу те же: Садко, Садке, Сотко, Садка, Садок. Отчества своего героя былины не сохранили, но постройку им храма запомнили прочно. Само же имя строителя и имя отца его не уникальны: в сходных формах и в различных видоизменениях, иногда в форме отчества или прозвища, они сравнительно часто встречаются в летописях и древнерусских актах, например, новгородский посол Семен Судоков (под 1353 г.), начальник сторожевого отряда Григорий Судок (под 1380 г.), князь Сытко (под 1400 г.), воевода Судок (под 1445 г.), вотчинник Иван Федорович Судок Монастырев (под 1464 и 1473 гг,), Судок Иванов сын Есипов (под 1503 г.), митрополичий дьяк Судок (под 1504 г.), крестьянин Сотко (под 1565 г.), каргопольский вотчинник Сотко Григорьев сын Дворянинов (XVI в,). Кроме имени и отчества, никаких сведений о строителе церкви Бориса н Глеба летописи, к сожалению, не сообщают, в связи с чем М.К. Каргер даже писал, что «отождествление этого знатного боярина, имя которого упоминается летописью „с отечеством", с былинным гостем Садко, давно принятое в исторической и археологической литературе, требует еще серьезных обоснований».

Д.С. Лихачев довольно неудачно пытался обосновать это величиной постройки. По его словам, «церковь Бориса и Глеба, до самого своего разрушения в XVII веке, была самой большой церковью в Новгороде, единственной, превосходившей своими размерами патрональный храм Новгорода — Софию» и поэтому «вокруг построения церкви Бориса и Глеба — столь необычной по своим размерам в Новгороде — создались легенды». Ошибочное мнение, что храм имел столь огромные размеры, может основываться только на одном обстоятельстве. Изображение новгородского Детинца на Хутынской иконе XVI— XVII вв. показывает церковь Бориса и Глеба большей, чем Софийский собор. Однако на этом же изображении Софию превосходит и звонница, которая сохранилась без существенных переделок до сих пор и реальные размеры которой не могут идти в сравнение с Софийским собором. Давно известно, что соотношение величины отдельных изображений на древнерусских иконах и миниатюрах совершенно произвольно. На другом изображении Новгородского Детинца, примерно того же времени (XVII в.), храм Бориса и Глеба выглядит в несколько раз меньше Софии. Других изображений церкви Бориса и Глеба, кроме этих двух, не сохранилось.

Археологическими раскопками был вскрыт ее фундамент. Оказалось, что площадь ее основания была в два раза меньше площади основания Софийского собора. Таким образом, реальные размеры церкви Бориса и Глеба не дают повода предполагать, что исключительная величина ее вызвала создание легенд о ее построении, поскольку о построении гораздо большего по размерам Софийского собора никаких легенд не сохранилось. Но все же, согласно археологическим данным, храм Бориса и Глеба представлял собой «исключительно монументальное сооружение, не уступавшее по своим размерам одной из самых величественных построек Новгорода — собору Георгия в княжеском Юрьеве монастыре». Уместно напомнить, что за 40 лет до того, как Сотко Сытинич начал строить храм Бориса и Глеба, в городе произошел переворот. Новгородцы лишили власти и изгнали своего князя Всеволода Мстиславича (внука Владимира Мономаха). Новгородское княжество фактически стало республикой, часто сотрясаемой междоусобными столкновениями городских партий, — хотя новгородцы и приглашали потом князей, сильно ограничивая, однако, их прерогативы. Борьба за власть между противостоящими группировками, порой доходившая до многолюдных кровавых схваток, длилась 350 лет: вплоть до упразднения республиканского строя Иваном III, который завершил объединение русских земель, присоединив Новгород к Московскому государству. Вскоре он уничтожил татаро-монгольское иго, которое продолжалось два с половиной столетия, а установилось из-за использованного врагами отсутствия единства у тогдашних правителей Руси.

Как известно, князья Борис и Глеб (сыновья Владимира Святого), вероломно убитые в 1117 г. домогавшимся единоличной власти их братом, были официально причислены русской церковью к лику святых уже в 1171 г. Убийца их, Святополк, получил прозвание Окаянного, а святые Борис и Глеб стали религиозным символом противостояния междоусобным браням, духовными покровителями княжеского рода, освящавшими принцип нерушимости наследственных прав. Возведение в центре средневекового Новгорода, в его цитадели, внушительного храма, посвященного именно этим святым (еще до их официальной канонизации), не могло не иметь тогда важного символического смысла. Это должно было восприниматься там как осуждение кровавых раздоров, а может быть, и как проявление симпатии к княжеской династии, члены которой именно здесь не имели уже реальной власти.

В былинах говорится неодинаково о поводах построения церкви. Самая ранняя запись дошла в знаменитом Сборнике Кирши Данилова. Как и в ряде других вариантов, здесь Садко соревнуется в богатстве с Новгородом: он берется скупить все товары новгородских купцов. В одних вариантах былины ему это удается, в других — нет. Согласно тексту Кирши Данилова, Садко трижды выигрывает состязание. Каждый раз он воздает небесам благодарность, возводя храм. Былина, таким образом, сообщает о трех церквах, которые построил Садко. Это свидетельствует, что он хорошо запомнился как выдающийся храмоздатель, хотя величественная церковь, реально сооруженная на его средства, давно не существовала уже ко времени, когда начали записываться былины. Но народная память приписала Садко постройку Софийского и Никольского соборов, воздвигнутых на самом деле новгородскими князьями в ту пору, когда они были еще полновластными правителями Новгорода. У Кирши Данилова читаем:

И влаживал ему Бог в ретиво сердце:
Шед Садко, Божий храм сорудил,
А и во имя Сафеи Премудрыя,
Кресты, маковицы золотом золотил,
Местиы иконы изукрашевал,
Изукрашевал иконы, чистым жемчугом усадил,
Царские двери вызолачевал.

В таких же выражениях былина повествует дальше о постройке храма во имя святого Николая. Оказывается, что уже более 400 лет назад народная молва строителю великолепной церкви в честь благоверных князей-мучеников Бориса и Глеба стала приписывать и причастность к возведению древнейшего княжеского собора — святой Софии, ставшего государственным символом Новгорода. Летописцы XII—XV вв, верно указывали, что создателем этого храма был сын Ярослава Мудрого. Но составлявшаяся в конце XVI в. Новгородская 2-я летопись сообщает под 1045 г.: «Заложи князь Володнмер Ярославич и владыко Лука святую Софию каменную в Великом Новегороде, Сотко Сытинич и сытине». Летописец переписал основную часть текста из своего древнего источника, а добавление сделал, очевидно, на основании былины. Оно исторически недостоверно, так как между построением Софийского собора и храма Бориса и Глеба прошло больше 120 лет, но показывает, насколько доверяли в те времена устному эпосу.

Другой пример — добавление в известиях о построении Сотко Сы- тиничем церкви Бориса и Глеба. В Новгородском летописце, обнаруженном А. Н, Насоновым в рукописи середины XVI в., об этой церкви сказано, что ее построил «Сотке богатой». Такую же замену «Сотко Сытинич» на «Сотко богатой» находим в Новгородской Уваровской летописи, составленной в конце XVI в., и во всех последующих новгородских летописях, восходящих к ней: в Новгородской 3-й обеих редакций, Новгородской Забелинской, Новгородской Погодинской всех трех редакций (первоначальная редакция этой последней в одном случае из двух дает «компромиссное» чтение: «Сотко Сотичь богатой»). Переделка «Сотко Сытинич» на «Сотко богатой» была, очевидно, следствием уверенности летописцев, что Сотко Сытинич — это тот самый «Садко богатый гость», о котором поется в былинах.

4
Эпические повествования о Садко составляют небольшой цикл нз трех произведений. В устном бытовании они исполнялись народными певцами иногда по отдельности, но чаще в разных сочетаниях по две былины, соединенных в одну, а изредка — и все вместе в одном исполнении. Так как большинством записей зафиксированы контаминации сюжетов о Садко, прежние труды по русскому эпосу вели, как правило, речь об одной посвященной ему былине, хотя и передаваемой певцами с разной степенью полноты и последовательности. Отмечали, однако, разнобой в сюжетном составе наличных вариантов, разновременность возникновения отдельных частей. Работы В.Ф. Миллера, А.Н. Веселовского и других эпосоведов прояснили это еще до начала прошлого века. Но сам тезис о самостоятельном происхождении каждого из трех сюжетов был выдвинут вполне отчетливо более четырех десятилетий назад в статье Б. Мериджи А вскоре Т.М. Акимова, внимательно рассмотрев все введенные к тому времени в науку записи, убедительно доказала, что ими представлена не одна былина, посвященная Садко, а три.

Построение храма находится не только в центре былины о состязании Садко с Новгородом. Оно перешло и в другую былину о нем, посвященную путешествию на дно морское. В вариантах ее обычно герой, спустившийся на воду, чтобы умилостивить морского царя, попадает в подводное царство; вернуться оттуда удается благодаря совету святого Николы. Ему в благодарность, по своему обещанию, Садко строит потом церковь. Но опять-таки следует обратить внимание на старейшую запись Кирши Данилова. Здесь нет такого обещания, а из текста ясно, что Садко относился к прихожанам этой церкви, уже стоявшей в Новгороде до того, как ом отправился в плавание: выполнив у морского царя совет святого Николы —

Ото сна Садко пробу жался.
Он очутился под Новым-городом, <...>
Узнал он церкву — приход своих,
Тово Николу Можайскова,
Перекрестился крестом своим.

Название Борисоглебской церкви в былинах забылось. Один из основных исследователей былин о Садко А.Н. Веселовский предполагал, что оно было заменено названием Никольской церкви из-за известной близости между святым Николой и святыми Борисом и Глебом по времени их церковного чествования и по некоторым народным представлениям о них. Имя святого Николы со временем стало особенно популярным именно в Новгороде, где существовала «братчина Николыци- на» (куда вступает былинный Садко) — купеческое сообщество, небесным покровителем которого считался святой Николай. Он же был и покровителем мореплавателей, а Садко, согласно наиболее распространенной из былин о нем, вел заморскую торговлю, и караван его кораблей чуть не погиб от бури, но Садко спасается, следуя совету святого Николы. По мере эволюции былины в ней и появилось представление, что «Садко богатый» возвел церковь именно святому Николе. Как считал А.Н. Веселовский, «на этой стадии развития легенда осложнилась далее темн элементами сказки, которыми наполнены, за выключением эпизода о Николе, дошедшие до нас былины».

Былинные повествования о морском царе и его воздействии на судьбу Садко, конечно, сказочного происхождения. Наиболее развитой вид они приобрели с появлением еще одной былины о Садко: бедный гусляр на берегу Ильменя усладил своей игрой повелителя водной стихии и за то получил от него богатство. Это стало как бы преамбулой к основной былине о состязании богатого Садко с Новгородом (хотя есть и другие былинные вари а цй л в объяснении того, как разбогател Садко). Финальной же в образовавшемся цикле оказалась та самая былина, где Садко, вынужденный отблагодарить морского царя за богатство, попадает к нему на дно, здесь должен развлекать его своей игрой, потом выбирать себе невесту, рискуя остаться тут навсегда, если бы не мудрые советы святого, позволившие вернуться в Новгород. Основательно изучавший эпос о Садко В.Ф. Миллер справедливо считал исконным центральный сюжет, где Садко состязается с Новгородом: повествование могло иметь в основе историческую реальность. Не только у Кирши Данилова, но и в ряде других записей именно этот сюжет изображает своего героя храмоздателем. Как замечал В.Ф. Миллер, «летопись не называет Садка торговым гостем, но нетрудно предположить, что исторический Садко свои богатства, давшие ему средства построить каменный храм, приобрел, как и другие новгородские богачи, путем обширной внешней торговли». Ученый считал, что существовало «новгородское предание, составившее основу былины»; позднее же «к имени этого исторического лица» прикрепились «сказочные мотивы».

Возможные источники подобных мотивов указывали Веселовский, Миллер и другие исследователи в фольклоре не только славянских народов, причем близкие параллели оказались, в частности, у карел, обитающих в тех же местах, где особенно интенсивно бытовали былины о Садко. Игру героя на гуслях в подводном царстве, например, объясняли воздействием карело-финских рун. Но самая интересная параллель, на которую обратил внимание А.Н. Веселовский, нашлась во французском средневековом романе. Герой его по имени Садок, плывя в бурю на корабле, по жребию принужден броситься в море (как виновник опасности), чтобы не погибли его спутники; после этого буря утихает, а сам Садок спасается. Такова же схема сюжета в третьей былине о Садко. Как предполагал Веселовский, «и роман, и былина независимо друг от друга восходят к одному источнику». Сам этот источник пока не обнаружен. Но вполне очевидно, что народному певцу, знавшему былину о Садко, естественно было воспринять такое произведение как повествование об иных приключениях того же героя. Интенсивная заморская торговля древнего Новгорода давала широкий простор международному обмену фольклорными сюжетами, В.Ф. Миллер писал, что упомянутый эпизод о Садоке, вследствие совпадения имен, повлиял на былину, дошедшую до нас. Ученый полагал, что образ Садко-купца позднее расширился представлением о нем как гусляре. Дело в том, что об игре на гуслях нет речи в одной из двух былин о нем у Кирши Данилова: Садко получает богатство от Ильмень- озера, послужив ему не как гусляр. Миллер знал еще одну запись, где речь даже идет именно о пребывании Садко у морского царя, предлагающего герою невесту, но нет игры его на гуслях. Правда, этот текст без начала. Однако уже после смерти Миллера были записаны еще два любопытных варианта былины о пребывании Садко у морского царя. Тут хорошо сохранилось начало:

Еще жил Садко купец, гость богатой.
Не мало раз Садко по морю беги вал,
Морского царя ничем не даривал.

Здесь тоже идет речь и о невесте, но тоже нет речи о том, что герой — гусляр. Необязательно объяснять это позднейшим забвением: оба варианта записаны в сибирском заполярном поселке Русское Устье, где веками сохранялась в изоляции старая фольклорная традиция, которую принесли новгородцы, переселившиеся сюда, согласно их преданиям, еще во времена Ивана Грозного. Есть записанные в разных местах русские мифологические рассказы о том, как герой обогатился благодаря водяному. Некоторые из них близки повествованию о получении богатства без помощи игры на гуслях в былине о Садко. Есть и рассказы, где речь идет о будто бы состоявшейся женитьбе на дочери водяника, в отличие от былины, где герою удалось этой женитьбы избежать.

Сказочно-мифологические подробности в былинах о Садко — результат сложного и, вероятно, долгого взаимодействия между старинными русскими и нерусскими фольклорными сюжетами и тем историческим зерном, которое лежало в основе устного повествования о новгородском строителе знаменитого храма XII столетия. В былинах он прославился еще и как гусляр — подобно другому популярному герою нашего эпоса Добрыне Никитичу, хотя историческим прототипом былинного Добрыни был не богатый новгородец XII в., а государственный и военный деятель X—XI столетий, связанный своей биографией с Новгородом. Но, в отличие от Добрыни Никитича или Ставра Годиновича, былинный Садко — гусляр профессиональный, что отмечал еще В.Ф. Миллер. Он справедливо писал о наличии «следов скоморошьей обработки» главным образом в «былинах-новеллах», изображавших «происшествия городской жизни». Относящаяся к их числу трилогия о Садко — наиболее яркое свидетельство вклада, который внесли, очевидно, именно новгородские скоморохи в уснащение исторической основы эпических песен сказочными эпизодами из своего разнородного репертуара профессиональных гусляров.

5
Спор о том, как соотносятся былины о Василин Буслаеве с летописными известиями, имеет значительную протяженность. Еще И.И. Григорович в своем «Опыте о посадниках новгородских» не сомневался, что «посадник Васка Буславич», о смерти которого Никоновская летопись сообщает под 1171 г., — историческое лицо. Н.М. Карамзин иронически относился к этому летописному известию. В противоположность ему С.М. Соловьев писал, со ссылкой на Никоновскую летопись, что «в древних русских стихотворениях из лиц исторических <...> является действующим новгородец Василий Буслаев». Аргументированно отклонял подобную точку зрения И.Н. Жданов, указывая, что новгородские летописи такого посадника не знают, причем «не упоминают о нем и перечни новгородских посадников». В.Ф. Миллер и А.В. Марков (а позже — А.И. Никифоров), напротив, не видели оснований сомневаться в достоверности указания Никоновской летописи. С.К. Шамбинаго, отмечая, что «Никоновская летопись часто пользуется для своих вставок песенным материалом», а в древнейшей летописи Новгорода — Новгородской 1 -й — «не значилось такого посадника» (в 1171 г. посадником был, согласно этой летописи, Жирослав), причем ((Другие летописи о Васке не упоминают вовсе», заключает, что это известие Никоновской летописи «не находит соответствия с действительностью».

А.Н. Робинсон не только не сомневался в достоверности летописного известия, но и датировал, вслед за В.Ф. Миллером, на основании этого известия сами былины: «Никоновская летопись, — пишет он, — под 1171 г. отмечает смерть „посадника Васки Буславича", на основании чего былины о нем могут быть отнесены к XII в.». Д.С. Лихачев, принимая эту датировку и повторив основные доводы предшественников в пользу фольклорного происхождения летописного известия, писал: «Необычная для летописи форма имени посадника («Васка»), но обычная для былин о нем, также свидетельствует, чт о это известие было взято из последних». Однако собственный аргумент Д.С. Лихачева несостоятелен: такие же уменьшительные имена новгородских посадников (Иванко Павлович, Михалко Степанич, Мирошка Незнанич, Иванко Дмитриевич и т. п.) постоянно фигурируют в летописях. Попытаемся внести в этот вопрос ясность с учетом недавних исследований. В настоящее время известно указание на Василия Буслаева не в одной, а по существу в трех летописях. Это, во-первых, Никоновская летопись (под 1171 г.): «Того же лета преставился в Новегороде посадник Васка Буславичь»; Новгородская Погодинская летопись, в ее первоначальной редакции (под тем же годом): «Того же году преставился в Великом Новеграде посадник Василий Буславиев», и, наконец, сокращенная редакция этой же летописи (тоже под 1171 г.): «Того же лета преставился в Новеграде посадник Васка Буславиев».

Обе редакции Новгородской Погодинской летописи относятся к последней четверти XVII в. Ни одна из предшествовавших ей новгородских летописей (а их теперь известно, кроме кратких летописцев, восемь, причем некоторые дошли в нескольких редакциях) подобного известия не содержит, как и вообще каких-либо упоминаний о Василии Буслаеве. Ни в одной из опубликованных неновгородских летописей, кроме Никоновской, составленной в середине XVI в., сведений о нем также нет. Есть основания полагать, что в Новгородскую Погодинскую летопись это известие попало из Никоновской (непосредственно или опосредованно), так как в новгородских источниках Новгородской Погодинской летописи — в Новгородской Забелинской и Новгородской 3-й летописях — такого известия нет. В самой же Никоновской оно помещено непосредственно за рассказом о победе новгородцев над суздальцами, который восходит к текстам, читающимся в новгородских летописях, до нас дошедших и о Буслаеве не упоминающих. Тщательно составлявшиеся перечни новгородских посадников, дошедшие в составе Новгородской 1-й летописи по рукописи XIV в., имени Василия Буслаевича (или Богуславовича) не содержат. Это касается не только времени около 1171 г., но и всех предшествовавших этому году посадников, что существенно, так как если бы известие о смерти «Васки Буславича» в 1171 г. было достоверно, оно не обязательно должно было означать смерть степенного посадника (т. е. отправлявшего свою должность в 1171 г.), как думал С. К. Шамбинаго; новгородские посадники продолжали носить это звание и после того, как переставали выполнять посаднические функции.

В списках посадников значится несколько лиц, носивших имя Василия, однако все они относятся ко времени не ранее середины XIV в. Не названо вообще ни одного посадника, отчество которого хотя бы отдаленно походило на «Буслаевич» или «Богуславович». Отпадает соображение П.А. Бессонова о том, что Василий мог «скрываться» в ранних новгородских летописях под языческим именем: известие Никоновской летописи должно было восходить к одной из этих же ранних летописей. Однако давно доказано, что именно Никоновская летопись включала известия, почерпнутые из фольклорных источников. Это заставляет полагать, что такому же источнику обязано своим происхождением и упоминание ею «Васки Буславича». И.Н. Жданов предполагал, что существовал сюжет, где Васька становится посадником. Если такой сюжет действительно существовал и в нем, как и в возможном источнике «Повести» В.А. Левшина (о ней см. ниже), упоминался Садко, то нет ничего удивительного, если знакомый с этим сюжетом летописец счел за лучшее поместить известие о смерти «посадника Васки Буславича» в хронологической близости от известия о Сотко Сытиниче, которого он закономерно отождествлял с фольклорным Садко. Внимание Никоновской летописи к былинным богатырям и даже к фольклорным персонажам, которые отсутствуют в дошедших до нас произведениях устной традиции, но, очевидно, фигурировали там прежде, — факт, в достаточной мере оправдывающий такое предположение (не исключающее, конечно, возможности реальной основы).

Хотя, в отличие от былинного Садко, былинный Василий Буслаев не соотнесен пока с вполне определенным историческим прототипом, существуют довольно близкие исторические параллели. Особенно интересный материал такого рода рассматривал Б.М. Соколов, комментируя былины о Буслаеве и о Садко в редко используемой из-за малого тиража антологии 1918 г. Две былины о Василии Буслаеве — о его ссоре с новгородцами и о поездке в Иерусалим, известные в значительном числе записей, иногда объединялись сказителями в одну. Иных произведений былинного эпоса об этом герое не записано, но можно предполагать, что если не былины, то предания о Василии Буслаевиче, содержание которых дошедшими былинами не покрывается, существовали. В пользу этого свидетельствуют отражения фольклора об этом герое в исландском эпосе, чему была посвящена работа В.А. Брима. Сопоставив исландский и русский материал, автор пришел к заключению, что должно было существовать предание о походе Василия Буслаева на Восток. Оно отразилось в Боса- саге, старшая редакция которой, представленная значительным числом рукописей, появилась ие ранее XIV в. и имеет переклички как с первой, так и со второй былинами. Другим свидетельством может служить «Повесть о сильном богатыре и старославенском князе Василии Богуслаевиче», сочиненная В. А. Лев- шиным во второй половине XVIII в. на основе фольклора. Как писала

А.М. Астахова, «для истории русского былинного эпоса „Повесть Левшина представляет большой интерес как отражение одного из устных вариантов XVIII века былины о Василии Буслаеве». И хотя «непосредственный источник „Повести" нам неизвестен», а сама она «не простой пересказ былины», но «литературное произведение, опирающееся на былинный материал», текст ее содержит «детали, которые известны в последующей устной традиции». Нельзя относить к не дошедшему до нас варианту, который использовал Левшин, все отсутствующие в нем детали «Повести», но среди них почти наверняка были и такие, которые отобразили особенности именно этого устного источника. Любопытно, что в тексте Левшина среди второстепенных персонажей фигурирует «Садко богатый гость», а сам Василий в итоге становится князем Новгорода и повелителем всей Русской земли.

Былины о Садко и о Василии Буслаеве дают полезные иллюстрации к результатам исследований социально-политической структуры Новгорода, которые в последние десятилетия существенно обогатились ценнейшими материалами, добытыми в результате беспрецедентных археологических открытий. Несмотря на изменения, внесшие много сказочного в былины о Садко и породившие несколько смысловых неясностей, темных мест в былинах о Василии Буслаевиче, и там и тут достоверно переданы многие характерные черты социального быта Новгорода в XII—XV вв.: заклады, братчины, набор дружины молодым боярином, бой на Волховском мосту, вызванный борьбой за власть, огромный размах торговли, паломничества в Святую землю — все это, как и многое другое, ярче и полнее отобразило реальную жизнь древнего Новгорода, чем несколько схематизированные порой картины древнего Киева в былинах о подвигах его богатырей.

В русском эпосе особняком стоит новгородский цикл былин. Основой сюжетов этих сказаний стали не ратные подвиги и политические события государственного масштаба, а случаи из жизни обитателей большого торгового города – Великого Новгорода. Причины понятны: город и образовавшаяся вокруг него вечевая республика всегда занимали отдельное место в жизни, а, значит, и в культуре Руси.

Слагали и рассказывали эти былины скоморохи, которыми особенно славился древний город. Естественно, за щедрую награду они старались угодить вкусам новгородской буржуазии, создавая яркие, увлекательные, а порой и забавные сюжеты из их жизни.

Былины о Садке

Самый известный герой новгородский сказаний – Садко. Вышедший из небогатой среды (то ли гусляр, то ли простой купец, то ли просто добрый молодец) он становится весьма состоятельным. Такой сюжет не мог не привлекать увлечённых идеей обогащения жителей торгового центра.

В сюжетах былин о Садке можно выделить три линии: о его обогащении, о состязании с новгородцами, и о Царе Морском. Иногда всё это могло быть заключено в одно сказание. Но в любом варианте большое внимание уделялось обычным бытовым сценам новгородской реальности, ярко рисовалась купеческая среда. По сути, все легенды о Садке прославляют богатство самого господина Великого Новгорода.

Былина о Ставре

Апогеем расцвета новгородского стремления к получению капиталов становится былина о Ставре. Повествует она о знатном новгородском боярине-капиталисте, занимающемся барышничеством и ростовщичеством. Былинного Ставра заключает в темницу князь Владимир – здесь можно увидеть столкновение и соперничество Киева и Новгорода, а прототипом служит сотский, заточённый Владимиром Мономахом. Но все симпатии сказителя явно на стороне новгородского боярина.

Былины о Василии Буслаеве

Любимцем новгородских жителей был Васька Буслаев – разудалый молодец, герой Новгородского ушкуйничества, лихих грабежей в новгородских колониях, любитель покуражиться и попировать. В отличие от других былинных героев, ходивших по Руси, новгородский Буслаев славится не воинским героизмом, а удалью во внутренних поединках и конфликтах беспокойной республики.

Другие былины

Выражением вкусов новгородских жителей становятся и другие былины – о Хотене Блудовиче, решившем посвататься к дочери спесивой и богатой вдовы, о богатом госте Терентьище и т.д. Они носят сугубо реалистически-жанровый характер, ярко иллюстрируя обыденную жизнь и вкусы новгородской буржуазии.

Роль новгородского цикла былин

Новгород представлял собой богатейший торговый центр, открытый культурным влияниям Запада и Востока. При этом он всегда напоминал некий растревоженный острой борьбой социальных групп улей. Самим своим характером он формировал культ богатства, роскоши и заморских путешествий.

Появившийся в таких обстоятельствах новгородский цикл былин позволяет взглянуть не на сказочные подвиги богатырей, как в , а на обычную жизнь древнего города. Даже стиль изложения и сюжет этих песен напоминают скорее яркие и захватывающие «сплетни», разносимые по шумному городу скоморохами и сказителями. Именно поэтому новгородские былины выделяют среди своих «собратьев», относя скорее к разряду европейских новелл о городской жизни (фабльо).

Новгородские былины не разрабатывали воинской тематики. Они выразили иное: купеческий идеал богатства и роскоши, дух смелых путешествий, предприимчивость, размашистую удаль, отвагу. В этих былинах возвеличен Новгород, их герои — купцы.

Чисто новгородским богатырем является Василий Буслаев. По В. И. Далю, "буслай" — "разгульный мот, гуляка, разбитной малый". Таким и предстает герой. Ему посвящены две былины: "Про Василья Буслаева" (или "Василий Буслаев и новгородцы") и "Поездка Василия Буслаева".

Первая былина отразила внутреннюю жизнь независимого Новгорода в XIII—XIV вв. Предполагается, что в ней воспроизведена борьба новгородских политических партий.

Рожденный от пожилых и благочестивых родителей, рано оставшийся без отца, Василий легко овладел грамотой и прославился в церковном пении. Однако у него проявилось еще одно качество: необузданное буйство натуры. Вместе с пьяницами он начал допьяна напиваться и уродовать людей. Богатые посадские мужики пожаловались его матери — матерой вдове Амелфе Тимофеевне. Мать стала Василия журить-бранить, но ему это не понравилось. Буслаев набрал себе дружину из таких же молодцов, как и он.

Далее изображается побоище, которое в праздник устроила в Новгороде перепившаяся дружина Буслаева. В этой обстановке Василий предложил ударить о велик заклад: если Новгород побьет его с дружиною, то он всякий год будет платить дани-выходы по три тысячи; если же он побьет — то мужики новгородские будут ему платить такую же дань. Договор был подписан, после чего Василий с дружиной прибили... многих до смерте. Богатые мужики новгородские кинулись с дорогими подарками к Амелфе Тимофеевне и стали ее просить унять Василия.

С помощью девушки-чернавушки Васька был доставлен на широкий двор, посажен в погреби глубокие и крепко заперт. Между тем дружина продолжала начатый бой, но не могла устоять против целого города и стала слабеть. Тогда девушка-чернавушка взялась помогать дружине Василия — коромыслом прибила уж много до смерте. Затем она освободила Буслаева. Тот схватил ось тележную и побежал по широким новгородским улицам. По пути он натолкнулся на старца-пилигримища:

Стоит тут старец-пилигримишша,

На могучих плечах держит колокол,

А весом тот колокол во триста пуд...

Но и он не смог остановить Василия, который, войдя в задор, ударил старца и убил. Затем Буслаев присоединился к своей дружине: Он дерется-бьется день до вечера. Буслаев победил новгородцев. Посадские мужики покорилися и помирилися, принесли его матери дорогие подарки и обязались платить на всякой год по три тысячи. Василий выиграл пари у Новгорода, как и Садко-купец в одной из былин.

Былина "Поездка Василия Буслаева" повествует о путешествии героя в Ерусалим-град с целью замолить грехи. Однако и здесь проявилась его неукротимость ("А не верую я, Васюнька, ни в сон, ни в чох, а и верую в свой червленой вяз "). На горе Сорочин ской Василий кощунственно пнул прочь с дороги человеческий череп. В Иерусалиме, несмотря на предостережение бабы залесной, купался во Ердане-реке со всей своей дружиной. На обратном пути снова пнул человеческий череп, а также пренебрег надписью на некоем мистическом камне:

"А и кто-де у камня станет тешиться,

А и тешиться-забавлятися,

Вдоль скакать по каменю, —

Сломить будет буйну голову".

Василий прыгнул вдоль по каменю — и погиб. Таким образом, он не смог выполнить благочестивых намерений, остался верен себе, умер грешником.

Иной тип героя представляет Садко. В. Г. Белинский писал о нем: "Это уже не богатырь, даже не силач и не удалец в смысле забияки и человека, который никому и ничему не дает спуску; это и не боярин, не дворянин: нет, это сила, удаль и богатырство денежное, это аристократия богатства, приобретенного торговлею, — это купец, это апофеоза купеческого сословия. <...> Садко выражает собою бесконечную удаль; но эта сила и удаль основаны на бесконечных денежных средствах, приобретение которых возможно только в торговой общине".

О Садко известны три сюжета: чудесное обретение богатства, спор с Новгородом и пребывание на дне у морского царя. Обычно два или все три сюжета исполнялись в контаминированном виде, как одна былина (например: "Садко").

Первый сюжет имеет две версии. По одной купец Садко пришел с Волги и передал от нее привет слезному озеру Ильменю. Ильмень одарил Садко: превратил три погреба выловленной им рыбы в монеты. По другой версии, Садко — бедный гусляр. Его перестали звать на пиры. С горя он играет во гусли яровчаты на берегу Ильмень-озера. Из озера вышел царь водяной и в благодарность за игру научил Садко, как разбогатеть: Садко должен ударить о залог великий, утверждая, что в Ильмень-озере есть рыба-золотые перья. Ильмень дал в сети три таких рыбины, и Садко сделался богатым купцом.

Второй сюжет также имеет две версии. Раззадорившись на пиру, Садко бьется с Новгородом об заклад, что на свою несметну золоту казну может повыкупить все товары новгородские. По одной версии так и происходит: герой выкупает даже черепки от битых горшков. Согласно другой версии, в Новгород каждый день прибывают все новые товары: то московские, то заморские. Товаров со всего да со бела свету не выкупить; как ни богат Садко, а Новгород богаче.

В третьем сюжете корабли Садко плывут по морю. Дует ветер, но корабли останавливаются. Садко догадывается, что морской царь требует дани. Царю не нужно ни красного золота, ни чистого серебра, ни мелкого скатного жемчуга — он требует живой головы. Трижды брошенный жребий убеждает, что выбор пал на Садко. Герой берет с собой гуселки яровчаты и, оказавшись на морском дне, потешает царя музыкой.

От пляски морского царя сколебалосе все сине море, стали разбиваться корабли, начали тонуть люди. Утопающие вознесли мольбы Николе Можайскому — святому покровителю на водах. Он явился к Садко, научил изломать гусли, чтобы остановить пляску морского царя, а также подсказал, как Садко выбраться из синего моря. По некоторым вариантам спасенный Садко возводит соборную церковь в честь Николы.

В образе Садко трудно увидеть реальные исторические черты. Вместе с тем былина подчеркивает его удаль, что верно отражает колорит эпохи. Отважным купцам, преодолевающим водные просторы, покровительствовали божества рек и озер, симпатизировал фантастический морской царь.

Образ новгородского купца-корабельщика естественно вписывается в систему всего русского фольклора. На своих дорогих кораблях приплывает в Киев Соловей Будимирович. На Соколе-корабле плывут по синему морю Илья Муромец и Добрыня Никитич ("Илья Муромец на Соколе-корабле"). Сказка "Чудесные дети" в ее самобытной восточнославянской версии также создала яркий образ купцов-корабельщиков, торговых гостей. Этот образ встречается и в других восточнославянских сказках.

Киевская Русь активно пользовалась водными торговыми путями. М. В. Левченко описал устройство судов древнерусского флота. "Ладьи досчатые", вмещавшие от 40 до 60 человек, изготавливали из долбленой колоды, обшивали досками (позже таким же способом строили свои суда запорожцы). Б. А. Рыбаков отметил, что в VIII—X вв. древнерусские флотилии насчитывали до двух тысяч судов.

В. Ф. Миллер отнес к новгородским — по ряду бытовых и географических признаков — былину "Вольга и Микула". Областная ориентация этого произведения сказалась в том, что новгородец Микула изображен более сильным, чем племянник киевского князя Вольга со своей дружиной.

Вольга отправился в пожалованные ему киевским князем три города за сбором дани. Выехав в поле, он услышал работу оратая: оратай понукивает, сошка поскрипывает, омешики по камешкам почиркивают. Но приблизиться к пахарю Вольге удалось только через два дня. Узнав, что в городах, куда он направляется, живут мужики... разбойники, князь пригласил оратая с собой. Тот согласился: выпряг кобылку, сел на нее и поехал. Однако вскоре он вспомнил, что оставил сошку в борозде — ее надо вытащить, отряхнуть от земельки и бросить за ракитов куст. Вольга трижды посылает дружинников убрать сошку, но ее не могут поднять ни пять, ни десять добрых молодцев, ни даже вся дружинушка хоробрая. Пахарь Микула вытаскивает сошку одной рукой. Противопоставление переходит и на коней: конь Вольги не может угнаться за кобылкой Микулы Селяниновича.

Образ Вольги испытал некоторое влияние образа мифического Волха: в зачине сообщается, что Вольга умеет оборачиваться волком, птицей-соколом, щукой-рыбою. Это давало основание возводить архаичную основу сюжета к конфликту между древним охотником и более цивилизованным земледельцем. Однако идея былины прежде всего состоит в том, что князю противопоставлен чудесный пахарь, наделенный могучей силой.

Зуева Т.В., Кирдан Б.П. Русский фольклор - М., 2002 г.

Былинные сюжеты, героем которых является Василий Буслаев

По данным С.А. Азбелева, насчитывающего 53 сюжета героических былин, Василий Буслаев является главным героем трёх из них (№ 40, 41 и 42 по составленному Азбелевым указателю ).

40. Василий Буслаев и новгородцы

41. Поездка Василия Буслаева

42. Смерть Василия Буслаева

Образ Василия Буслаева в былинах

Василий Буслаев - новгородский герой, представляющий собой идеал молодецкой безграничной удали. Это самый знаменитый из персонажей фольклора, носящих имя Василий .

Первый из посвящённых Василию Буслаеву былинных сюжетов рассказывает о его конфликте с городской общиной. С юных лет для Васьки нет никаких стеснений; он всегда делает так, как ему вздумается, не обращая внимания на тот вред, который приносят его поступки. Настроив против себя большинство новгородцев, он собирает дружину из таких же сорвиголов, как он сам, и буйствует всё более и более; только мать его имеет над ним хотя бы тень власти. Наконец, подзадоренный на пиру , Василий бьётся об заклад, что будет биться во главе своей дружины на Волховском мосту со всеми новгородскими мужиками. Бой начинается и угроза Василия избить всех противников до единого близка к осуществлению; только вмешательство матери Василия спасает новгородцев.

Второй из посвящённых Василию Буслаеву былинных сюжетов изображает этого героя уже не юношей, но зрелым человеком. Чувствуя тяжесть своих грехов, Василий отправляется их замаливать в Иерусалим . Но паломничество к Святым местам не меняет характер героя: он демонстративно нарушает все запреты и на обратном пути гибнет самым нелепым образом, пытаясь доказать своё молодечество.

Тип Василия Буслаева был мало разработан в дореволюционной научной литературе. Большинство исследователей высказались в пользу оригинальности этого типа, считая его олицетворением могущества самого Новгорода , тогда как Садко служит олицетворением его богатства.

Герой кинематографа

Николай Охлопков (слева) в роли Васьки Буслая. Фильм «Александр Невский»

Одним из главных героев знаменитого фильма Сергея Эйзенштейна "Александр Невский ", снятого в 1938 г., является новгородский парень Васька Буслай (не Буслаев!). Этот персонаж "унаследовал" две свойственные былинному Василию Буслаеву черты: бесшабашную удаль и почтение к матери. В остальном кинематографический герой резко отличен от былинного: он не противопоставляет себя общине, а его бьющая через край энергия умело направляется князем Александром в нужное русло (ему поручается самое важное и самое опасное место в предстоящем бою). Весёлый и гораздый на выдумки Васька Буслай представлен другом-соперником степенного боярина Гаврилы Алексича . В Ледовом побоище оба совершают великие подвиги, а в конце фильма Буслай сам великодушно признаёт первенство старшего друга в воинской доблести.

В 1982 г. режиссёром Геннадием Васильевым был снят фильм-сказка «Василий Буслаев ». Автором сценария были использованы отдельные мотивы былин о Василии Буслаеве (причём в очень вольной трактовке).

Примечания

Литература

• Н. И. Костомаров Историческія монографіи и изслѣдованія, Том 8. СПБ. Тип. К. Вульфа, 1868. стр 124-148

Ссылки

Wikimedia Foundation . 2010 .

• Василий Косой
• Сокар

Смотреть что такое "Василий Буслаев" в других словарях:

ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ - ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ, СССР, киностудия им. М.Горького, 1982, цв., 81 мин. Сказ. По одноименной поэме Сергея Наровчатова. Услыхал однажды посадский сын Васька Буслаев от странников тревожную весть, будто напали на Русь страшные враги, разорили ее.… … Энциклопедия кино

ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ - герой былин новгородского цикла (14 15 вв.), гуляка и озорник, вступивший в бой со всем Новгородом … Большой Энциклопедический словарь

Василий Буслаев - герой былин новгородского цикла (XIV XV вв.), гуляка и озорник, вступивший в бой со всем Новгородом. * * * ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ, герой былин новгородского цикла (14 15 вв.), гуляка и озорник, вступивший в бой со всем Новгородом … Энциклопедический словарь

Василий Буслаев - ВАСИЛИЙ (Васька) БУСЛАЕВ фольклорный персонаж, герой новгородских былин Буслаев и новгородцы и Смерть Буслаева. Подобно др. былинным богатырям В. Б. наделен фантастич. силой, необычайно быстро растет, испытывая свою физич. мощь на сверстниках,… … Российский гуманитарный энциклопедический словарь

Василий Буслаев - герой двух былин новгородского цикла, созданных в период расцвета торговой и политической жизни Новгорода в 14 15 вв. и испытавших позднейшие влияния 16 17 вв. Осуждение В. Б., бесшабашного пьяницы и ушкуйника, вступающего в бой со всем… … Большая советская энциклопедия

ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВ - герой русских былин, боярский сын, связавшийся с новгородской вольницей, бесшабашный пьяница и ушкуйник, вступавший в бой со всем Новгородом. Погиб на пути из Св. Земли, куда ездил замаливать грехи.