Блокадный директор. Раков, лев львович

Сын юриста и профессионального революционера Л. В. Теслера, родился в месте ссылки родителей. С 1905 года жил с матерью в Петербурге, учился на разных факультетах местного университета (с перерывами; окончил в 1929 году). В начале 1920-х годов сближается с М. Кузминым , является адресатом его стихотворений 1923-1924 годов (цикл «Новый Гуль »); дружеские отношения с Кузминым сохранялись до самой смерти последнего. С 1931 года - на работе в Эрмитаже (с 1937 года - учёный секретарь). Преподавал историю в ЛИФЛИ и ЛГПИ . Кандидат исторических наук (1938).

Арест

В ноябре 1938 был арестован как «активный участник контрреволюционной меньшевистской организации», провел год в одиночной камере. В декабре 1939 обвинения были сняты, восстановлен в должности ученого секретаря Эрмитажа, в июле 1940 возглавил там же отделение оружия и военного дела, в апреле 1941 - отделение истории русской культуры.

В июле 1941 вступил добровольцем в РККА, участвовал в боях по прорыву блокады Ленинграда (январь 1943 года) и под Синявино (июль-август 1943 года). Окончил военную службу в чине полковника . С 1944 по 1947 год - директор постоянной выставки «Героическая оборона Ленинграда» (с 1946 года - Музей обороны и блокады Ленинграда , закрытый по решению партийного руководства в 1949 году).

В 1954 году освобождён, дело прекращено в связи с «отсутствием состава преступления»; тогда же назначен заместителем директора Всесоюзного Пушкинского музея и директором Научной библиотеки

Предлагаемые вниманию читателей стихи были написаны в тюрьме. Двенадцать месяцев - с ноября 1938-го по ноябрь 1939-го - мой отец, Лев Львович Раков, провел в одиночной камере ленинградских «Крестов». Ему было тогда 34 года. И казалось, до той поры ему неизменно сопутствовал жизненный успех.

С детства им были усвоены ценности русской культуры. Его мать, Елизавета Дмитриевна Ракова, из старого дворянского рода, уроженка Тотьмы, являла собой идеальный тип интеллигентной барышни конца девятнадцатого - начала двадцатого века: в юности она училась в Санкт-Петербургском женском медицинском институте, обожала литературу, участвовала в студенческом революционном брожении и уехала за своим избранником в ссылку в Якутск, где в 1904 году родился мой папа. Его отец - юрист по образованию и профессиональный революционер-Лев Всеволодович Теслер, человек широко образованный, всегда заботился об интеллектуальном и духовном развитии сына.

С 1923 года Лев Раков тесно сблизился с кружком Михаила Кузмина: поэт посвятил ему цикл стихов «Новый Гуль» (1924). Воздействие этой дружбы и всей этой творческой среды было неизгладимо: оно во многом определило круг общения и художественные пристрастия отца.

На протяжении 30-х годов его карьера складывалась на редкость удачно: закончив в 1929 году историко-лингвистический факультет университета, он с 1932 года читал в университете и в Педагогическом институте им. Герцена лекции по античной истории. Хотя античность, как он сам признавался, была ему чужда, читал он их, по отзывам тогдашних слушателей, с блеском. В1938 году он стал кандидатом исторических наук.

Профессия историка привела его в 1931 году на службу в Эрмитаж. Сначала он был принят в Просветительскую часть, а уже с 1932 года стал научным сотрудником Античного отдела. В 1937 году он уже ученый секретарь Эрмитажа. Свои разнообразно хлопотливые обязанности он выполнял со свойственными ему энергией и азартом. Но, главное, в том же году он получил возможность возглавить работу по задуманной им самим выставке «Военное прошлое русского народа». Вот здесь он оказался в родной атмосфере: военная история с мальчишеских лет была «его коньком» - он всю жизнь играл в «солдатики», коллекционировал их, сам отливал (после его смерти это богатое собрание было приобретено Эрмитажем).

И вот в ноябрьскую ночь 1938 года этот любимец богов, любимец женщин, любимец начальства и сослуживцев был арестован но обвинению в «терроризме». Душевные муки, переживаемые им в «одиночке», были настолько невыносимы, что он пытался покончить с собой. К счастью, попытка не удалась, и, к еще более великому и всеобщему счастью, вскоре расстрелян был не мой отец, а «железный нарком» Ежов... Тогда, выходя на волю, отец не подозревал, что через несколько лет двери тюрьмы вновь захлопнутся за ним...

С самого начала войны отец ушел добровольцем в народное ополчение. А в 1943 году ему поручают создание выставки «Героическая оборона Ленинграда», экспонаты которой собирались прямо на улицах города и на полях сражений. Имевшая необычайный успех выставка была в 1945 году преобразована в Музей обороны Ленинграда, который пользовался огромной популярностью.

В Эрмитаж отец больше не вернулся. В 1947 году награжденный двумя орденами полковник Раков был назначен директором Публичной библиотеки. Но после этого взлета - новое падение в бездну: 20 апреля 1950 года он арестован как создатель Музея обороны. Известно, что именно с разгрома знаменитого музея и началось так называемое «ленинградское дело». Приговор Военной

- 71 -

коллегии Верховного суда СССР от 31 октября 1950 года гласил: 25 лет тюрьмы и 10 лет поражения в правах.

Заключенный, как он полагал, пожизненно в тюрьму во Владимире, он спасал свою душу уже испытанным образом - творчеством. На этот раз отец писал в основном прозу, цикл рассказов мемуарного характера «В капле воды», «Письма о Гоголе», литературоведческую работу «Судьба Онегина», где в стилизованных под онегинскую строфу стихах, перемешанных с текстом «публикующего» их критика, он попытался реконструировать X главу пушкинского романа. Главным же произведением, замысел которого возник еще в кружке Кузмина, явился «Новейший Плутарх» - калейдоскоп уморительно смешных биографий вымышленных знаменитостей. Он был сочинен в соавторстве с тогда еще почти никому не ведомым писателем Даниилом Леонидовичем Андреевым и биологом Василием Васильевичем Париным-сокамерниками, ставшими лучшими друзьями отца. Впоследствии, по выходе из тюрьмы, на рукописном экземпляре «Плутарха», подаренного В. В. Парину, отец написал: «На память о тех горьких днях, которые мы пробели вместе. А все же, как ни странно, эти дни бывали и прекрасными, когда мы подчас ухитрялись жить в подлинном «мире идей », владея беем, что нам, угодно было вообразить ».

Наконец «кровавый пес издох», и весной 1954 года отец вышел на свободу и вернулся в Ленинград. Вскоре ему предоставили должность директора Библиотеки Академии художеств. Совместно с Д. Н. Алем он сочинил две пьесы сатирического толка: «Что скажут завтра» и «Опаснее врага», - обе пьесы были поставлены Н. П. Акимовым и с успехом шли в Ленинградском театре комедии. С 1955 года он погрузился в написание огромного труда по истории русской форменной одежды XVI- XVIII веков. К сожалению, он успел написать лишь две блистательных главы. Здоровье его было подорвано. В 1970 году он умер.

Вряд ли моему отцу когда-нибудь приходила в голову мысль публиковать свои стихи. «Я человек скромный и слишком люблю поэзию, чтобы не сознавать, до какой степени я лишен того, что называется «поэтическим мышлением»», - писал он. Можно спорить, так это или не так, но в любом случае стихи эти - яркий документ человеческого достоинства и мужества, свидетельство противостояния высокой души силам зла.

Основная часть этих стихов посвящена Марине Сергеевне Фонтом (1912-1986), любовь к которой и любовь которой сопровождала моего отца до последних дней жизни. Преподаватель английского языка в университете, она была замечательна и своим обаянием, и редкими душевными качествами. Достаточно сказать: женой моего отца она стала в 1950 году, то есть именно тогда, когда над ним нависла угроза ареста. Она хотела разделить его судьбу, его страдания - причем не так, как это было позволено декабристкам (как называл ее мой отец), но в более идеальном смысле: без малейшего шанса быть рядом с ним! Она знала, что делают с женами «врагов народа», и все же стала ею. Пройдя нешуточные испытания нескольких месяцев следственной тюрьмы, Марина Сергеевна была сослана в Кокчетав, откуда вернулась в Ленинград весной 1953 года.

- 72 -

«СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ВОСПИТАНИЕ»

И все как сон... И счастье прежних дней,

И ужас этих дней неизъяснимый,

И дней грядущих свет неуловимый...

Но с каждым днем люблю тебя сильней!

Январь 1939

АВТОМОБИЛЬНЫЕ ГУДКИ

Не пой, красавица, при мне

Ты песен Грузии печальной:

Напоминают мне оне

Другую жизнь и берег дальний.

А. С. Пушкин

Как песни неба для больной души,

Мелодией томительной и нежной

Автомобильные гудки в тиши

Звучат, и я внимаю им прилежно.

Знавал и я бесшумный, гладкий бег,

В стекле мелькали улиц очертанья,

Навстречу фарам бился легкий снег...

Здесь белизна - одно воспоминанье!

Поют моторы, как в былые дни...

Подобно песням Грузии печальным,

Напоминают снова мне они

Другую жизнь... И берег, ставший дальним.

Декабрь

Как все живое любит свет! Стремленье

Навстречу свету-вот предмет искусства.

Поэмы, песни, пляски и романы,

Симфонии, молитвы, зданья храмов

Иль памятников стройные громады,

Бесценные полотна Эрмитажа,

Усилья смелой и свободной мысли,

Дробящие оковы предрассудков,

Высокие примеры лучших жизней-

Вдохновлены стремленьем жадным к свету.

Кого не пробуждал сигнал победный -

Крик петуха вслед уходящей ночи...

А как щебечут птицы на рассвете,

А как поля благоухают в полдень,

Как, говорят, чудесно в южных странах.

Но мне теперь рассвет стал ненавистен:

Он день приводит и в мою темницу,

Бесплодный, тяжкий день вдали от близких,

Которых я люблю во сто раз больше,

Чем думал раньше в суете свободы.

Ах, долог день, невыносимо долог...

Ни друга нет, ни книги, ни бумаги;

Обрывки прежних мыслей - мусор мозга;

Молчанье, страх и неизвестность давят...

Что бег часов! Они ползти устали:

Какое счастье-убыванье света,

Какое счастье-темнота в окошке;

Скорей, скорей бы сон, который может

- 73 -

Вернуть мне дом на несколько мгновений...

Привыкли думать: сон-подобье смерти;

Здесь он намек на жизнь, намек на счастье.

Привыкли думать: свет со злом воитель;

Здесь день-тюремщик, ночь - освободитель.

Декабрь

Как пережить и как оплакать мне

бесценных дней бесценную потерю...

Я не могу не думать о тебе

И думать о тебе не в силах боле:

Остатки сердца сплавились в борьбе,

Остатки мозга высохли в неволе.

Стихов забытых строчки в полутьме

Звенят весь день. Их смысл кому доверю:

«Как пережить и как оплакать мне

Бесценных дней бесценную потерю»!

Скорей бы путь. Край света. Край земли.

Безлюдный брег неведомого моря.

Сюда раз в год приходят корабли.

Годами мы в земле копаем горе.

Но вечером у мерзлого окна

Тесней усевшись, слушая ненастье,

Мы вспомним дорогие имена,

Любимый город и былое счастье.

РОМАНС, ЛЮБИМЫЙ МОРЯКАМИ

Эти месяцы безделья

И печальных размышлений-

Будто смутное похмелье

После прежних наслаждений.

Будто, мрачный и суровый,

Я сижу на скучной тризне

По счастливой, по веселой,

По привольной прежней жизни.

Вновь припомнишь все, что было,

Что прошло и что осталось,

Что навеки сердцу мило

И что милым лишь казалось.

А когда решать устанешь

Эти «сложные вопросы», -

Зашагаешь иль затянешь

Дым дешевой папиросы.

Но едва две-три минутки

Поиграешь с прошлым в прятки:

Память шутит злые шутки

На четвертом лет десятке.

- 74 -

В голове весь день мелькали,

Как колеса дилижанса,

Губы их шептать устали,

Строчки старого романса.

Вы его и не слыхали,

Слишком маленькой Вы были.

Моряки его певали,

Если в плаванье ходили.

Дай же ручку! Каждый пальчик!

Я их всех перецелую.

Обниму тебя еще раз,

И уйду, и затоскую!

Стал на рейде, отдыхая

От тревог лихого рейса,

Флаг по ветру развевая,

Белоснежный русский крейсер.

И в порту далеком юга,

Речь коверкая чужую,

Пела смуглая подруга:

«И уйду, и затоскую!»

В такт мелодии прелестной

Я шагаю и мечтаю,

О своей каморке тесной

На минуту забываю...

Что скрываться - в злом несчастье

Сила часто изменяет.

Только мысль о прежнем счастье

И томит, и утешает.

Быстро сумерки разлуки

Переходят в ночь густую,

Как любил я Ваши руки,

Как без них теперь тоскую!

Февраль

Мы еще увидим небо в алмазах.

А. Я. Чехов. Дядя Ваня

Чего б, казалось, им тужить?

Блажен, кто посетил сей мир...

А. С. Пушкин

Я знаю, что уныние - беда,

Что малодушье гибель приближает,

Что жизни чуждо слово «никогда»,

Что навсегда несчастья не бывает,

Но смутных дней однообразный ход,

Но мука непрерывного прощанья,

Но мутных снов угрюмый хоровод...

И силы нет для самоврачеванья!

О, память сердца, ты сильней

Рассудка памяти печальной...

К. Н. Батюшков

Год миновал, как встретились мы с Вами.

Слил этот год начало и конец.

А я мечтал о будущем, глупец,

Когда беда стояла за плечами!

Все глубже погружаюсь в пустоту,

В небытие беззвучное неволи.

И мысли о счастливой прежней доле

Гоню, как мух осенних, на лету.

Но «память сердца, - Батюшков сказал,

Сильней рассудка памяти печальной…»

И сердце там, где след любви начальной:

Марли, фонтаны, Монплезир, вокзал...

В любой истории найдем мы без труда

Пример началу, не принесшему плода,

Началу, не приявшему венца,

Началу, не узнавшему конца!

Так в русской жизни столько обещало

«Дней Александровых прекрасное начало»!

ВРЕМЯ

Поток времен, несытый и мятежный

Смыл на песке любимые следы...

М. А. Кузмин

Как дни влачатся в муке заточенья!

Как мчались годы счастья и любви!

Не изменить ни прихотей судьбы,

Ни времени державного теченья.

Уже веселые лучи Авроры

Позолотили небо над Невой,

Дворцов и министерских зданий строй

И площадей могучие просторы...

Кто не любил весенними утрами,

О быстротечной ночи не грустя

И в новый день без трепета глядя,

Плестись домой неверными шагами;

Или в пролетке легкой и просторной

Лететь дорогой светлой и прямой -

Торцовой (ленинградской) мостовой, -

Прямой, как взгляд влюбленный и упорный.

Прошло, пропало... Кончилось бедою:

Блеснут Авроры золотой лучи,

И зазвенят железные ключи.

Восстав от сна, готовлюсь снова к бою.

Но с каждым часом ближе пораженье,

И с каждым днем неодолимей враг...

Не пересилить времени теченье,

Не удержать его державный шаг!..

- 76 -

Чему подобно бытие мое?

С чем я сравню столь жалкое житье?

Несчастней не был Гаузер Каспар;

Ему свободы был неведом дар.

Стою весь день у тусклого окна.

Полоска неба в нем едва видна.

В душе погас надежды уголек.

Как дом мой близок! Как мой дом далек!

Живу по схеме, что нам дал Платон:

Лишь сон мне жизнь, а жизнь - точно сон,

Бессмысленный и бесконечный сон.

Лишает сил и сна лишает он.

Реальный мир - там свет, труды, любовь,

Я с ним стремлюсь соединиться вновь.

Когда в ночи его заслышу шум,

Трепещет сердце и пылает ум.

Так тосковал о племени родном

Утенок гадкий в птичнике своем,

Услышав крик неведомых друзей,

Увидя в небе стаю лебедей.

Непогребенных души так живут:

Они покоя, как блаженства, ждут...

Так Агасфер идет в проклятый путь:

И смерти нет, и жизни не вернуть!

Так травит время: ночи, дни, часы,

Как своры гончих, как борзые псы...

Я изнемог. Я с каждым днем слабей...

Спаси меня! Спаси меня скорей!.

Как вальс, как вихрь, как жизнь, время

Слепит, и кружит, и поет...

Так листьев золотое племя

Осенний ветер вдаль метет.

Но как понять непостижимый,

Как смерти хлад, как жизни ток,

Несытый и неудержимый

Извечный времени поток!

Я знал минуты упоений,

Часы, что стоили годов,

Знал дни забот, тревог и лени;

Чтоб их вернуть - на все готов!

Но в суете благополучии

Нам времени не виден бег.

Так прячется порой за тучей,

Дороги заметает снег.

Высокой, быстрой, ровной кладкой-

Отстой любви, надежд, труда,

Соизмеритель жизни краткой-

Наслаиваются года.

- 77 -

И только в пытке заточенья,

Где жизни нет и смерть нейдет,

Расслышишь времени теченье,

Недель неумолимый ход.

Захвачен времени потоком,

Соленой горечью часов,

Как бурей отнесен далеко

Прочь от родимых берегов.

Трудна «наука расставанья»,

Бессилен разум пред бедой...

Опять цветут воспоминанья

«О жизни пестрой и живой».

Так память время расплавляет,

Так солнце вдруг блеснет в окно.

Так время снова возвращает,

Что им похищено давно...

В своем реальном выраженье

Теперь раскрылось время мне:

С самим собой в соединенье,

В том смысле, что лежит вовне,

В неразличимом дней круженье,

О невозвратных днях мечте,

В метафизическом значенье

В первоначальной простоте.

Июнь - сентябрь

Проходят дни, как облака,

Чредой неторопливой мимо.

Как жизни скорлупа хрупка,

Как эти дни непоправимы…

А дней грядущих мутный свет

Не обольщает и не греет...

Кто помнит счастье прежних лет,

Тот верить новому не смеет.

НЕВОЗМОЖНЫЕ ПРОГУЛКИ

Сегодня так тепло, светло...

Не будь я за семью замками -

Наверно, мы решили б с вами

Поехать в Царское Село.

«Поедем в Царское Село

Свободны, веселы и пьяны!

Там улыбаются уланы,

Вскочив на крепкое седле».

В сих милых строчках скрыт обман:

Там шпоры кирасир звенели,

Гусары саблями звенели,

Но в Царском не было гусар.

Быть может, мы изменим план -

И в Петергоф поедем снова?

Увы! Крепки мои оковы!

К тому ж - там не было улан...

Вступительная статья и публикация Анастасии РАКОВОЙ

В Ленинграде.

Лев Львович Раков
Дата рождения 9 августа
Место рождения Якутск
Дата смерти 8 февраля (65 лет)
Место смерти Ленинград
Гражданство СССР
Награды и премии

Биография

Сын юриста и профессионального революционера Л. В. Теслера, родился в месте ссылки родителей. С 1905 года жил с матерью в Петербурге, учился на разных факультетах местного университета (с перерывами; окончил в 1929 году). В начале 1920-х годов сближается с М. Кузминым , является адресатом его стихотворений 1923-1924 годов (цикл «Новый Гуль »); дружеские отношения с Кузминым сохранялись до самой смерти последнего. С 1931 года - на работе в Эрмитаже (с 1937 года - учёный секретарь). Преподавал историю в ЛИФЛИ и ЛГПИ . Кандидат исторических наук (1938).

Арест

В ноябре 1938 был арестован как «активный участник контрреволюционной меньшевистской организации», провел год в одиночной камере. В декабре 1939 обвинения были сняты, восстановлен в должности ученого секретаря Эрмитажа, в июле 1940 возглавил там же отделение оружия и военного дела, в апреле 1941 - отделение истории русской культуры.

В июле 1941 вступил добровольцем в РККА, участвовал в боях по прорыву блокады Ленинграда (январь 1943 года) и под Синявино (июль-август 1943 года). Окончил военную службу в чине полковника . С 1944 по 1947 год - директор постоянной выставки «Героическая оборона Ленинграда» (с 1946 года - Музей обороны и блокады Ленинграда , закрытый по решению партийного руководства в 1949 году).

В 1954 году освобождён, дело прекращено в связи с «отсутствием состава преступления»; тогда же назначен заместителем директора Всесоюзного Пушкинского музея и директором Научной библиотеки Академии художеств .

В середине 1950-х годов в соавторстве с Д. Н. Альшицем написал сатирические пьесы «Опаснее врага» и «Что скажут завтра?», спектакли по ним были поставлены в Театре комедии и оформлены

Больша́я Нижегоро́дская у́лица - улица во Фрунзенском районе города Владимира. Расположена в центре от Большой Московской улицы до Добросельской улицы, является одной из магистральных улиц города, участком шоссе Москва - Нижний Новгород. Нумерация домов ведется от Большой Московской улицы.

Российская национальная библиотека

Росси́йская национа́льная библиоте́ка (до 1917 года - Импера́торская публи́чная библиотека, до 1925 года - Российская публичная библиотека, с 1932 года - имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, до 27 марта 1992 года - Государственная публичная библиотека; неофициально - «Публи́чка») - одна из первых публичных библиотек в Восточной Европе, расположена в Санкт-Петербурге. Согласно указу Президента России, является особо ценным объектом национального наследия и составляет историческое и культурное достояние народов Российской Федерации. Одна из крупнейших библиотек мира, вторая по величине фондов в Российской Федерации.

В декабре 1943 года Военный Совет Ленинградского фронта принял постановление об организации выставки «Героическая защита Ленингpaдa» (к открытию экспозиции слово «защита» заменили на «оборона»). На ее основе затем возник знаменитый Мемориальный музей обороны и блокады Ленинграда. Создателем музея был Лев Раков - ленинградский ученый, которого директор Эрмитажа Михаил Пиотровский назвал «легендарной личностью».

По тем строгим временам это действительно был совершенно необыкновенный человек: высокий, статный, эрудированный, остроумный, мягкий и интеллигентный, всегда тщательно и элегантно одетый. Посетившая вместе с мужем Ленинград жена будущего президента США Дуайта Эйзенхауэра Клементина, с которой ему поручили работать переводчиком, сказала: «Мистер Раков, вы единственный мужчина в СССР, который умеет носить шляпу».

Родился Лев Львович Раков в 1904 году. Окончил Выборгское коммерческое училище, одну из лучших школ Петрограда. Мечтал стать моряком, в 1921 году хотел поступить в Военно-морское училище, но его забраковали как «выходца из дворянского сословия». В результате поступил в Петроградский институт истории, философии и лингвистики. Однако через два года бросил учебу и пошел работать конторщиком в редакцию «Вестника Ленсовета», потом устроился экскурсоводом в Русский музей. Только в 1927 году решил продолжить учебу и поступил на историко-лингвистический факультет - уже Ленинградского университета. Потом был зачислен в аспирантуру на кафедру истории Древнего мира, начал преподавать, стал научным сотрудником Эрмитажа, его ученым секретарем, читал блистательные лекции, удивляя всех своими знаниями и необыкновенной эрудицией. Поражал он студентов и своей внешностью: ростом, осанкой, благородным лицом, исполненным ума.

Раков выглядел так, словно сошел с обложки журнала мужской моды, хотя на самом деле у него было всего три старых костюма, но он тщательно гладил и носил их так, словно вчера купил в самом дорогом магазине.

Когда ему было 20 лет, поэт Михаил Кузмин предсказал Ракову жизнь, полную приключений и романтических встреч: «Конечно, Вы судьбе другой обречены. Любовь и слава!» Увы, его ждали не только слава и любовь, но и горькие разочарования, и застенки НКВД.

В 1937 году на истфак, где преподавал Раков, обрушились репрессии. Ряд преподавателей был арестован, их обвинили в проповеди террора: они, как заявили следователи, одобряли Брута за то, что тот убил Юлия Цезаря. Против Льва Ракова – его арестовали в октябре 1938 года - было выдвинуто и еще одно обвинение: организация в Эрмитаже выставки «История русского оружия», на которой было показано вооружение дореволюционной армии, было квалифицировано, как «пропаганда царизма». Обвинили его еще и в шпионаже: как научный секретарь Эрмитажа, он вел переписку с зарубежными учеными. От гибели в ГУЛАГе Ракова спас арест главы НКВД, когда часть репрессированных освободили, как «жертв ежовщины».

Оказавшись на свободе, Раков вернулся к работе в университете и в Эрмитаже. Но тут грянула война. В июле 1941-го он вступает в ряды народного ополчения. Но уже через две недели Ракова отозвали в политический отдел армии, где ему поручили читать лекции по военной истории в армейских частях и заниматься политико-воспитательной работой. Лекции его пользовались большой популярностью среди офицеров фронта, имела успех и организованная им выставка «Русская военная книга». В апреле 1944 года майор Раков был награжден орденом Отечественной войны II степени. В наградном листе пишется: «В период прорыва блокады г. Ленинграда принимал участие в боях с немецко-фашистскими захватчиками в составе 63 и 45 гвардейских дивизий, проявляя неоднократно храбрость и мужество».

Решением Военного совета Ленинградского фронта Ракову было поручено организовать выставку «Героическая оборона Ленинграда», которая потом и превратилась в музей. Это была уникальная экспозиция, расположившаяся в залах бывшего Сельскохозяйственного музея в Соляном городке – так назывался один из кварталов города. Еще шла кровопролитная война, блокада не была снята, а ленинградцы стали нести в музей реликвии, которые напоминали об ужасах осады: буржуйки, которыми отапливали квартиры, самодельные коптилки, письма с фронта, дневники своих родственников погибших под бомбежками и от голода, фотографии. В течение нескольких месяцев были собраны уникальные экспонаты: фюзеляжи самолетов наших прославленных летчиков, которые были расписаны звездами сбитых вражеских самолетов, орудия лучших артиллеристов фронта, личное оружие погибших героев, их документы, ордена, легендарный дневник Тани Савичевой, искалеченный снарядом трамвайный вагон, окровавленные продовольственные карточки и многое другое.

В огромных залах Соляного городка был создан необычный эффект присутствия благодаря диорамам, созданным мастерами Академии художеств. Как описывали посетители, в одном из залов они видели «немецкие снаряды, которые падали на Ленинград, затем они видели дыру, как бы пробитую этим снарядом в кирпичной стене (на ней висели обрывки афиш Большого зала Филармонии и синели буквы столь знакомой ленинградцам надписи «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!») и через нее – в перспективе перекресток Невского и Садовой, где 17 июля 1943 года на трамвайной остановке во время бомбежки погибло шестьдесят человек. Сухой стук метронома усиливал эмоциональный шок от этого зрелища трагедии и преступления. Образ голода и холода создавала заледенелая витрина магазина, где зритель словно сам протер рукавом маленький кружочек и увидел весы, на одной чаше которых стояли гирьки в 125 граммов, а на другой лежал кусочек того самого почти несъедобного хлеба, который составлял дневной рацион ленинградцев в страшное блокадное время. И это сразу брало за сердце».

В музее были залы, посвященные Дороге жизни, Зал партизанской славы, Зал МПВО, Зал Балтийского флота, Зал артиллерии, Зал трофеев, куда привезли захваченную немецкую технику, в том числе танки «Тигры» и огромные орудия, из которых гитлеровцы обстреливали город.

Огромное впечатление производила окруженная пушками восьмиметровая пирамида из солдатских касок, пробитых осколками, которая напоминала знаменитую картину Верещагина «Апофеоз войны».

Музей посещали тысячи людей. Потрясенные, они оставляли восторженные отзывы, выражавшие восхищение мужеством и героизмом ленинградцев. Музей посетил будущий президент США Д. Эйзенхауэр, который написал в книге отзывов: «Музей обороны Ленинграда является наиболее замечательной выставкой из виденных мною. Героическая оборона города заслуживает увековечивания в нашей памяти».

За работу над экспозицией Раков был награжден орденом Отечественной войны I степени, а вскоре получил новое важное назначение – стал директором Публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина.

В феврале 1949 года в Ленинград из Москвы прибыл член Политбюро ЦК ВКП (б) Георгий Маленков со свитой, а потом большая группа чекистов. Он огласил в Смольном постановление Политбюро «Об антипартийных действиях» руководителей города, которые якобы пытались обособить Ленинград от Москвы. «Принизили роль великого Сталина!», - в ярости кричал он. Начался разгром партийной организации города по сфабрикованному так называемому «Ленинградскому делу». Пошли аресты, массовые увольнения. Музей обороны Ленинграда был ликвидирован. Экспонаты выбрасывали на улицу, бесценные документы и фотографии сжигали, картины рвали и резали, скульптуры разбивали молотками, а пушки и самолеты отправили на переплавку. Во дворе пылали костры, на которых сжигали историю блокады.

Создателей экспозиции обвинили в том, что они, якобы в террористических целях, сконцентрировали в музее большое количество оружия и готовили покушение на Сталина, хотя все орудия были в нерабочем состоянии, с просверленными стволами. Другое обвинение состояло в том, что в музее будто бы имело место «политически вредное изображение страданий и лишений ленинградцев».

В апреле 1950 года Раков, как один из организаторов «порочной экспозиции в Музее обороны Ленинграда», был снова арестован и отправлен в Лефортово.

Вел его дело подполковник Дворный – один из лучших специалистов «по вышибанию зубов и ломке ребер». Как потом стало известно, ученый держался на допросах мужественно и никого из своих коллег не оговорил.

Приговор гласил: «Двадцать пять лет тюремного заключения, с поражением в правах на пять лет с конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества». Спустя много лет Лев Львович с присущей ему иронией рассказывал, что тогда подумал: «Ну ладно, двадцать пять лет тюрьмы – куда ни шло, но потом в течение пяти лет не голосовать – нет, это уже слишком жестоко!»

После смерти Сталина Раков, отсидев пять лет, был реабилитирован. Работал в Ленинграде, куда вернулся в 1954 году, сначала заместителем директора Всесоюзного музея имени А.С. Пушкина, а затем, с 1955 по 1962 год - директором Научной библиотеки Академии художеств. Начал работать над книгой «Русская форменная одежда, знаки различия и награды как исторический источник». Лев Львович был не только прекрасным организатором и научным работником, но и талантливым писателем. Его перу принадлежат две пьесы «Что скажут завтра?» и «Опаснее врага», написанные в соавторстве с Д. Алем, и поставленные на сцене Ленинградского театра комедии. Написал Раков также сборник рассказов «В капле воды», повесть «Прогулки в окрестностях любви», литературные эссе «Судьба Онегина» и «Влюбленный в Психею. Письма о Гоголе». Писал он даже за решеткой, многие его стихотворения, изданные только в 2001 году, были созданы в тюрьме. Там же он вместе с сокамерниками создал шутливый «Библиографический словарь всех стран и времен» воображаемых знаменитостей «Новейший Плутарх». Но после всех отсидок здоровье было уже непоправимо разрушено - аресты, допросы, годы в неволе давали себя знать, начались болезни, вскоре Раков вышел на пенсию. В больнице, сохраняя поразительное спокойствие духа, он по привычке, оговариваясь, называл других пациентов своими «сокамерниками». Умер «блокадный директор» 7 февраля 1970 года, похоронили его на Серафимовском кладбище. Эпитафией ему могли бы послужить строки из его собственного стихотворения, написанного в тюрьме:

Привыкли к грустной мы картине

Напрасной траты средств и сил.

Так спорил Горчаков в Берлине;

Так Витте в Портсмуте просил.

Но столь бессмысленной растраты

Богатства, жизней и труда

(Весь мир не стоил этой платы) –

Страна не знала никогда.

В горячке новых потрясений

Никто не помнит тех имен,

Ни горькой славы тех сражений,

Ни бранной чести тех знамен.

Могилу друга навещая,

Повспоминайте обо мне,

Один по кладбищу гуляя:

Друг спит в могиле; я в тюрьме.

Зачем? За что? Смешно и больно.

Но тем завидую невольно,

Кто умер честно, но давно.

Легендарный музей блокады восстановили, но, увы, многие из бесценных экспонатов пропали безвозвратно...

Специально для Столетия

Раков Лев Львович

(1904-1970), историк, музейный работник, кандидат исторических наук (1938). Окончил историческое отделение ЛГУ (1929). В 1925-26 работал в редакции журнала «Вестник Ленсовета», в 1926-29 экскурсовод экскурсионно-лекторской базы Политпросвета, с 1931 на научной и педагогической работе в ЛГУ и ЛГПИ имени А. И. Герцена, научный сотрудник, затем учёный секретарь Эрмитажа. В 1938 арестован по сфабрикованному обвинению, в декабре 1939 освобождён за прекращением дела. С начала Великой Отечественной войны в народном ополчении, с августа 1941 лектор фронтового Дома Красной Армии. Инициатор создания выставки «Великая Отечественная война советского народа против немецких захватчиков» (1942), организатор и с 1944 директор выставки «Героическая оборона Ленинграда», один из создателей и директоров (1946-47) Музея обороны Ленинграда, в 1947-49 директор Публицистической библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина. В 1950 необоснованно репрессирован по «Ленинградскому делу». После реабилитации (1954) заместитель директора Всесоюзного музея А. С. Пушкина, с декабря 1954 директор Научной библиотеки АХ. Автор (совместно с Д. Алем) сатирической комедий «Что скажут завтра?» (1962) и «Опаснее врага» (1962). Похоронен на Серафимовском кладбище.

  • - Язвенная форма ржаво-пятнистой болезни раков. Язвенная форма ржаво-пятнистой болезни раков...

    Ветеринарный энциклопедический словарь

  • - , участник революционного движения. Член Коммунистической партии с апреля 1917. В Петербурге с 1909, работал официантом...

    Санкт-Петербург (энциклопедия)

  • - близкий друг М. А. Кузмина, историк и музейный работник...

    Собственное имя в русской поэзии XX века: словарь личных имён

  • - Александр Семенович - участник Окт. революции и герой гражд. войны. Чл. Коммунистич. партии с апр. 1917. Род. в д. Мальцеве Смоленской губ., работал официантом в Москве и Петербурге...

    Советская историческая энциклопедия

  • - Николай Петрович, композитор, народный артист СССР. Ученик Р. М. Глиэра...

    Русская энциклопедия

  • - особая инфекционная болезнь, вызывающая массовое вымирание раков. Появление этой эпидемии в Европе относят к 1860-65 гг., когда, по-видимому, впервые зарегистрировано было массовое вымирание раков в Ломбардии...

    Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона

  • - Адельгейм, братья Роберт Львович и Рафаил Львович, русские актёры, народные артисты РСФСР. Родились в Москве. В 1888 окончили драматическое отделение Венской консерватории...
  • - I Ра́ков Александр Семенович, участник Октябрьской социалистической революции 1917 и Гражданской войны 1918-20. Член Коммунистической партии с апреля 1917. Родился в семье крестьянина...

    Большая Советская энциклопедия

  • - Только пузыри кверху пустил...

    В.И. Даль. Пословицы русского народа

  • - Разг. Шутл. 1. Плавать по мелководью. 2. Садиться на мель. Мокиенко 1989, 134. /i> Из речи моряков. БМС 1998, 488...
  • - Прост. Шутл.-ирон. То же, что ловить раков. Мокиенко 1989, 131...

    Большой словарь русских поговорок

  • - Прост. Шутл.-ирон. Тонуть. Мокиенко 1989, 131...

    Большой словарь русских поговорок

  • - Волг. Шутл.-ирон. Тонуть. Глухов 1988, 82...

    Большой словарь русских поговорок

  • - Южн. Шутл. Покраснеть, покрыться румянцем. СРНГ 20, 68...

    Большой словарь русских поговорок

  • - Народн. Шутл.-ирон. Утонуть. ДП, 278...

    Большой словарь русских поговорок

  • - прил., кол-во синонимов: 1 рачивший...

    Словарь синонимов

"Раков Лев Львович" в книгах

Кулеш из раков

Из книги Галушки и другие блюда украинской кухни автора Кулинария Автор неизвестен -

5. Закуска из раков и яиц

Из книги 365 рецептов вкусной русской кухни автора Иванова С.

СУП ИЗ РАКОВ «НЮАНС»

автора Дубровин Иван

РИС С МЯСОМ РАКОВ «ХАЙ ЦИ»

Из книги Водоем - кормилец автора Дубровин Иван

Плов из раков

Из книги 500 рецептов со всего света автора Передерей Наталья