И́горь Северя́нин (большую часть литературной деятельности автор предпочитал написание Игорь-Северянин; настоящее имя — И́горь Васи́льевич Лотарё в; 4 мая (16 мая н.ст.) 1887, Санкт-Петербург — 20 декабря1941, Таллин) — русский поэт « Серебряного века».

Родился в Петербурге в семье военного инженера Василия Петровича Лотарёва. По материнской линии являлся троюродным братом русской революционерки и советского государственного деятеляА. М. Коллонтай (урождённая Домонтович ), а также приходился дальним родственником историку Н. М. Карамзину, поэту А. А. Фету. Первые 9 лет провёл в Петербурге. После разрыва родителей жил у тётки и дяди в их имении Владимировке в Новгородской губернии (ныне Вологодская область, под Череповцом, в этом имении сейчас находится музей Игоря Северянина). Закончив четыре класса Череповецкого реального училища, в 1904 году уехал с отцом на Дальний Восток. Затем вернулся назад в Петербург, к матери.

Первые публикации появились в 1904 году (за свой счёт), в дальнейшем на протяжении девяти лет Северянин издавал тонкие брошюры со стихами, приносившие долгое время лишь скандальную известность (например, растиражированный возмущённый отзыв Льва Толстого на одно из его стихотворений в начале 1910 года). Из поэтов старшего поколения поначалу обратил внимание на молодого Северянина лишь Константин Фофанов (впоследствии его и Мирру Лохвицкую Северянин объявил учителями и предтечами эгофутуризма).

Успех пришёл к поэту после выхода сборника «Громокипящий кубок» (1913, предисловие к которому было написано Ф. Сологубом). В течение 1913—1914 гг. Северянин выступал со многими вечерами («поэзоконцертами») в Москве и Петербурге, встречая огромную популярность у публики и сочувственные отзывы критиков разной ориентации, в том числе критиков, скептически относившихся к футуризму. Для его лирики характерна смелая для тогдашнего вкуса (до грани пародийности) эстетизация образов салона, современного города («аэропланы», «шоффэры») и игра в романтический индивидуализм и «эгоизм», условные романтически-сказочные образы. Стих Северянина музыкален (во многом он продолжает традиции Бальмонта), поэт часто использует длинные строки, твёрдые формы (некоторые изобретены им самим),аллитерацию, диссонансные рифмы.

Северянин был основателем литературного движения эгофутуризма (начало 1912), однако, поссорившись с претендовавшим на главенство в движении Константином Олимповым(сыном Фофанова), осенью 1912 года покинул «академию Эго-поэзии» (о выходе из движения объявил знаменитой «поэзой», начинающейся словами «Я, гений Игорь-Северянин…»). Впоследствии ездил в турне по России в 1914 г. с кубофутуристами (Маяковским, Кручёных, Хлебниковым).

Вышедшие после «Громокипящего кубка» сборники 1914—1915 гг. («Victoria regia», «Златолира», «Ананасы в шампанском») воспринимались критикой более прохладно, чем «Кубок»: Северянин включал в них в большом количестве ранние, незрелые «поэзы», а новые тексты из этих книг во многом эксплуатировали образность «Кубка», не добавляя ничего нового. В 1915—1917 гг. Северянин поддерживал (совместные выступления, турне, сборники) ряд молодых авторов, большинство из которых никакого следа в литературе не оставили; самым заметным учеником Северянина этого периода был Георгий Шенгели, который сохранил признательность учителю и после смерти Северянина посвятил его памяти несколько стихотворений. Поэтика Северянина этого периода оказала также определённое влияние на раннее творчество таких известных поэтов, как Георгий Иванов, Вадим Шершеневич, Рюрик Ивнев, впоследствии примкнувших к другим направлениям.

27 февраля 1918 года в Большой аудитории московского Политехнического музея прошел «поэзовечер», на котором состоялось «Избрание Короля поэтов». Венком и мантией «Короля поэтов» публика увенчала Игоря Северянина. Вторым был Владимир Маяковский, третьим — Василий Каменский.

Из тридцати восьми лет литературной деятельности Северянин почти двадцать четыре года прожил в Эстонии, где ещё до революции купил дачу в местечке Тойла и куда переехал в 1918 г. В 1921 г женился на эстонке Фелиссе Круут (единственный его зарегистрированный брак). Ездил в дальнейшем с выступлениями во Францию и в Югославию.

Поздняя лирика Северянина во многом отходит от его стиля 1910-х годов. Самые заметные его произведения этого периода — несколько получивших большую известность стихотворений («Соловьи монастырского сада», «Классические розы»), автобиографические романы в стихах «Колокола собора чувств», «Роса оранжевого часа», «Падучая стремнина» и сборник сонетов «Медальоны» (портреты писателей, художников, композиторов, как классиков, так и современников Северянина).

Переводил стихотворения А. Мицкевича, П. Верлена, Ш. Бодлера, эстонских и югославских поэтов.

Ни один другой русский поэт не отразил столь широко в своих стихах природу и жизнь Эстонии, как Игорь Северянин. Он же стал крупнейшим переводчиком эстонской поэзии на русский язык. Среди эстонских поэтов, чьи произведения Северянин перевёл на русский язык, — Хенрик Виснапуу, Мария Ундер, Алексис Раннит, Фридрих Рейнхольд Крейцвальд, Фридрих Кульбарс, Лидия Койдула, Юхан Лийв, Густав Суйтс,Фридеберт Туглас, Иоганнес Барбарус и Иоганнес Семпер.

После присоединения Эстонии к Советскому Союзу в 1940 году возобновил творческую активность, пытаясь публиковаться в советской печати.

Тяжело преживал преследования со стороны эстонских националистов и Гестапо.Умер в оккупированном немцами Таллине от сердечного приступа, в присутствии Валерии, младшей сестры своей гражданской жены Веры Борисовны Коренди (девичья фамилия — Запольская, Коренди — эстонизированная фамилия её первого мужа Коренова).

Похоронен на Александро-Невском кладбище в Таллине.

Произведения

• «Зарницы мысли» (1908)
• «А сад весной благоухает!..» (с откликом И. А. Гриневской). СПБ., типография И. Флейтмана, Спб., Казанская, 45 (1909).
• «Интуитивные краски» (1910)
• «Весенний день» (1911)
• «Качалка грёзэрки» (1912)
• «Громокипящий кубок» (1913)
• «С крестом сирени» (1913)
• «Златолира» (1914)
• «Ананасы в шампанском. Поэзы» (М.: Изд-во Наши дни, 1915. — 125 с.)
• «Victoria regia» (1915)
• «Поэзоантракт» (1915)
• «Собрание поэз» (1916) (том 1, издание В. В. Пашуканиса, Москва, 1918)
• «За струнной изгородью лиры» (1918)
• «Поэзо-концерт» (1918)
• «Собрание поэз» (1918)
• «Creme de Violettes» (1919)
• «Puhajogi» (1919)
• «Вервэна» (1920)
• «Менестрель» (1921)
• «Миррэлия» (1922)
• Роман в стихах «Падучая стремнина» (1922)
• Комедия «Плимутрок» (1922)
• «Фея Eiole» (1922)
• «Соловей. Поэзы» (Берлин / Москва: Издание акц. о-ва Накануне, 1923. — 204 с.)
• «Трагедия титана» (1923)
• Автобиографический роман в стихах «Колокола собора чувств» (1925)
• «Роса оранжевого часа» (1925)
• Роман в стихах «Рояль Леандра» (1925)
• Классические розы. Белград, 1931.
• «Адриатика» (1932)
• «Медальоны» Белград, 1934.
• Рукописный поэтический сборник «Литавры солнца» (1934, не был издан)

Тонкий знаток и строгий критик В. Я. Брюсов писал: «Не думаю, чтобы надобно было доказывать, что Игорь Северянин - истинный поэт. Это почувствует каждый, способный понимать поэзию, кто прочтет "Громкокипящий кубок"». О талантливости Северянина писали А. Блок, Ф. Сологуб, О. Мандельштам, М. Горький, В. Маяковский, А. Толстой.
Северянин начал писать стихи в 8 лет и называл их «поэ- зами».
Слава пришла к Северянину после выхода в свет его сборников «Громкокипящий кубок», «Златолира», «Ананасы в шампанском» (1913-1915). Стихи поэта имели мало общего с западным футуризмом. В них возникают причудливые образы «фарфоровых гробов», «олуненных оленей», «муаровых платьев», «ягуаровых пледов». Поэтический мир Северянина проступал в интерьерах дымных ресторанов, будуаров, где царят легкая любовь и праздник. Таков, например, его «Шампанский полонез»:
Шампанское, в лилии журчащее искристо, -
Вино, упоенное бокалом цветка.
Я славлю восторженно Христа и Антихриста
Душой, обожженною восторгом глотка!
Нередко Северянина воспринимали как «легкого» поэта, стихи которого служат лишь развлечением. Но от внимательного читателя не ускользало понимание поэтом исторических сдвигов эпохи. В стихотворении «Увертюра» среди пышных фраз, воссоздающих интерьер ресторана, находим четко сформулированную цель автора: «Я трагедию жизни претворю в грезо- фарс...»:
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, игристо, остро!
Весь я в чем-то норвежском! весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! и берусь за перо!
Северянин первым ввел в обиход авторское исполнение стихов с эстрады. Он называл свои выступления перед публикой «поэзоконцертами». Поэт не читал стихи, а пел их. Он объехал всю страну, собирая на свои концерты толпы восторженных поклонниц.
Позовите меня - я прочту вам себя,
Я прочту вам себя, как никто не прочтет...
Кто не слышал меня, тот меня не постиг
Никогда - никогда, никогда - никогда!
Своей шумной славой поэт не тяготился. Скорее, наоборот. Северянин знал, что он талантлив, и не считал нужным скромничать. Мотивы избранничества, культа собственного «я» часто становились поводом для очередной поэзы:
Мой стих серебряно-брильянтовый
Живителен, как кислород.
О, гениальный! О, талантливый! -
Мне возгремит хвалу народ.
Я - я! Значенье эготворчества -
Плод искушенной Красоты.
Широкому читателю Северянин запомнился строчками из «Эпилога» к первой книге его «поэз» «Громкокипящий кубок»:
Я, гений Игорь Северянин,
Своей победой упоен:
Я повсеградно оэкранен!
Я повсесердно утвержден!
Безмерной радостью жизни наполнено стихотворение «Не мне в бездушных книгах черпать...». Поэт выступает против разрушающего воздействия общества и среды на чистую душу человека. Он доверяет своей интуиции художника в деле познания красоты мира. Сухие, оторванные от жизни ученые книги не могут дать настоящего счастья:
Не мне в бездушных книгах черпать
Для вдохновения ключи, -
Я не желаю исковеркать
Души свободные лучи!
Я непосредственно сумею
Познать неясное земле...
Я в небесах надменно рею
На самодельном корабле!
В моей душе такая россыпь
Сиянья, жизни и тепла,
Что для меня несносна поступь
Бездушных мыслей, как зола.
Пытаясь сохранить от посягательств свой внутренний мир, поэт с максимализмом юности отказывается и от учителей в поэтическом мастерстве, и даже от культуры с ее ценностями, что соответствовало установкам футуризма:
Не мне расчет лабораторий!
Нет для меня учителей!
Парю в лазоревом просторе
Со свитой солнечных лучей!
Какие шири! дали! виды!
Какая радость! воздух! свет!
И нет дикарству панихиды,
Но и культуре гимна нет!
Стихотворение «Когда ночами...» представляет собой зарисовку-настроение. В нем отражен характерный для творческой манеры Северянина переход одного чувства в другое и природный оптимизм. Начавшись с грустных нот, к концу оно становится жизнеутверждающим:
...А сердце плачет, а сердце страждет,
Вот-вот порвется, того и ждешь...
Вина, веселья, мелодий жаждет,
Но ночь замкнула, - где их найдешь?
Сверкните, мысли! Рассмейтесь, грезы!
Пускайся, Муза, в экстазный пляс!
И что нам - призрак! И что - угрозы!
Искусство с нами - и Бог за нас!..
Радостью, восторгом и восклицательными знаками наполнено стихотворение «Весенний день». Герой весел, молод, влюблен, готов обнять весь мир, его душа рвется и поет:
Скорей бы - в бричке по ухабам!
Скорей бы - в юные луга!
Смотреть в лицо румяным бабам!
Как друга, целовать врага!
Шумите, вешние дубравы!
Расти, трава! Цвети, сирень!
Виновных нет: все люди правы
В такой благословенный день!
И. Северянин объявлял себя поэтом-историком. У современников эти заявления вызывали улыбки, поскольку «историзма» творчество Северянина не содержало. Однако в его стихах отражались определенные стороны жизни. Биография поэта становится стержнем, на который нанизывается все остальное содержание:
Родился я, как все, случайно...
Был на Гороховой наш дом.
Точность автобиографических деталей прослеживается и в поэме «Падучая стремнина»:
Я вспоминал свою любовь былую,
Любовь души двенадцативесенней,
К другой душе пятью годами старше,
- Я вспоминал любовь к кузине Лиле,
Смотря на эти, милые когда-то
По детским впечатлениям места...
Поэт называет настоящее имя своей двоюродной сестры. Кроме того, его стихи имеют точную датировку с указанием числа, месяца, а иногда и места, где они были созданы. Северянин-поэт, таким образом, избрал себя в качестве объекта исследования.
Стремясь уйти от трагедии надвигающейся революции, поэт придумывает волшебную страну Миррэлию, названную так в честь восхищавшей его поэтессы-современницы Мирры Александровны Лохвицкой. В этой идеальной стране все живут по законам любви и гармонии с природой. Это край «ландышей и лебедей», двенадцати «принцесс»,
Где нет ни больных, ни лекарства,
Где люди не вроде людей...
Стихи о Миррэлии находили отклик в душах читателей, также ощущавших наступление исторических катаклизмов. В них отразились невозможность повлиять на ход событий, стремление укрыться от революционных бурь.
Тема любви - широчайшая в лирике Северянина. Ей посвящены такие стихотворения, как «Примитивный романс» и «Стансы». Лирический герой тоскует о возлюбленной. Его обращения к ней наполнены ласковой нежностью, тоской разлуки, уверениями в любви:
Моя ты или нет? Не знаю... не пойму...
Но ты со мной всегда, сама того не зная.
Простишь ли ты мои упреки,

Мои обидные слова?
Любовью дышат эти строки,
И снова ты во всем права!
Северянин известен как виртуоз стихосложения. Он создал множество неологизмов, но это не усложнило смысл его стихов. Поэт сознательно не принимал ничего усложненного, трудного и заумного:
В парке плакала девочка: «Посмотри-ка ты, папочка,
У хорошенькой ласточки переломана лапочка, -
Я возьму птицу бедную и в платочек укутаю»...
Простота, искренность и цельность составляют одну из черт поэзии Северянина. Он воспевал любовь, радость бытия, природу, прекрасную в своем совершенстве.
Проснулся хутор.
Весенний гутор
Ворвался в окна... Пробуждены
Запели - юны -
У лиры струны.
И распустилась сирень весны.
Поэт всегда подчеркивал, что он «вне политики», называл себя «соловьем без тенденций». В начале марта 1918 года он уезжает в далекий эстонский поселок и принимает эстонское гражданство. В России в это время начался голод, царила смута. Северянин превратился в эмигранта, утратил родину, былую славу, остался без средств к существованию. Большое место в его поэзии стала занимать тема утраченной родины:
Стала жизнь совсем на смерть похожа:
Все тщета, все тусклость, все обман.
Я спускаюсь к лодке, зябко ежась,
Чтобы кануть вместе с ней в туман...
Чтоб целовать твои босые
Стопы у древнего гумна,
Моя безбожная Россия,
Священная моя страна!
Поэтическое наследие Игоря Северянина, с его яркими красками, умением радоваться жизни и создавать эту радость, с его проникновенной сыновней любовью к родине, оставило значительный след в развитии русской поэзии Серебряного века.

Биография и творчество поэта

Настоящая фамилия поэта -- Лотарев Игорь Василь-евич. Он родился 4 (16) мая 1887 года в Петербурге, на Гороховой улице, где и прожил до девяти лет. В 1896 году его отец расстался с матерью и увез сына к своим родственникам в Череповецкий уезд Новгородской губернии. Там, на берегу Суды -- «незаменимой реки»,-- прошли отрочество и юность будущего поэта. Там же он закончил четыре класса Череповецкого реального училища -- учиться дальше ему не пришлось. В 1904 году будущий поэт вернулся к матери и жил вместе с нею в Гатчине, под Петербургом. Север отозвался в его душе, пробудил вдохновение. Конечно же, он придумывал Север. Как придумывал и сам себя, как вообще воображал себе свой мир, еще далекий от реальности. Но в этом придуманном мире, таком, казалось бы, далеком от повседневности, таком благополучном и спокойном, внезапно ощущаешь трагедию и боль. Нет никаких видимых причин к беспокойству, но, читая стихи, невольно чувствуешь трево-гу, скрытую то в интонации автора, то в подтексте. Может быть, это еще только предчувствие, предвидение той боли, которая потрясет и страну и мир:

Твоей души очам -- видений страшных клиры...

Казни меня! Пытай! Замучай! Задуши! --

Но ты должна принять!.. И плен, и хохот лиры --

Очам твоей души!..

Сегодня это ощущение боли, поиски правды кажутся нам важнее, чем утверждение Северяниным эгофутуризма. Футуризм был только периодом, хотя и значительным, в его твор-честве. Протестуя про-тив пошлости, он удалялся на берег моря, «где ажурная пена», или в «озерзамок», или на «лунную аллею», встречал коро-леву «в шумном платье муаровом», слушал звуки Шопена. Называя себя «царь страны несуществующей». Северянин мог бросить вызов обществу, воспевая «ананасы в шампан-ском» и утверждая себя как гения. Но это было -- маской. Что же в действительности двигает поэтом? О чем думал он сам?

Из меня хотели сделать торгаша,

Но торгашеству противилась душа.

Смыслу здравому учили с детских дней,

Но в безразумность влюбился соловей.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И общественное мненье я презрел,

В предрассудки выпускал десятки стрел.

Что же было в нем истинного? О чем же думал Севе-рянин, воспевая «мороженое из сирени», создавая причудли-вые новые формы? Повторяя в разных вариантах строку в «Квадрате квадратов», он изне-могает от того, что «заплутал, точно зверь, меж тревог и по-эм...» Тревога о людях, о любви, о России. И даже в самом «скандальном» стихотворении «Эпилог» «упоение» победой поверхностное. Надо заметить другое, более точное само-определение поэта: «В ненастный день взойдет, как солнце, моя вселенская душа!» Но ни читатели, ни критики не до-гадались, что пафос Северянина не в самопохвале, а, напро-тив, в веротерпимости.

Не ученик я и не учитель,

Великих друг, ничтожных брат.

Иду туда, где вдохновитель

Моих исканий -- говор хат.

(«Эпилог»)

Если прочитать эти строки без предубеждения, иначе поймешь намерения поэта. И тогда стихотворение, казавшееся эпатажем, бравадой, оказывается, заключает в себе и самоотрицание. Поэт ощущает себя равным миру -- и не скрывает своего чувства. Ирония действительно характерна для стихов Северянина. Но она направлена не против лиц, а против явлений. Против фальши, бездушия, озлобления и невежества.

Останови мотор! Сними манто

И шелк белья, бесчестья паутину,

Разбей колье и, выйдя из ландо,

Смой наготой муаровую тину!

Что до того, что скажет Пустота

Под шляпками, цилиндрами и кэпи!

Что до того! -- Такая нагота

Великолепней всех великолепии!

Конечно, это и сегодня зву-чит вызывающе. Но на упреки в пошлости сам Игорь Северянин ответил в 1918 году в стихотворении «Двусмыс-ленная слава»:

Во мне выискивали пошлость,

Из виду упустив одно:

Ведь кто живописует площадь,

Тот пишет кистью площадной.

Неразрешимые дилеммы

Я разрешал, презрев молву.

Мои двусмысленные темы --

Двусмысленны по существу.

Правильнее было бы сказать, что весь поэтический мир Игоря Северянина изначально двойствен. Поэт как бы взве-шивает на весах добро и зло: «И в зле -- добро, и в добром -- злоба». Северянин отстаивал свои взгляды яростно и искренне, что, конечно, не подтверждает его правоты. Но это объясняет его одиночество и в вымышленном мире, и в настоящем.

В августе 1914 года в «Стихах в ненастный день» Северянин провозглашает: «Живи, живое восторгая! От смерти мертвое буди!» Через год, в июле 1915 года, в «Поэзе «Невтерпеж» звучат иные ноты:

Все тягостней, все больней.

И к счастью тропинка уже,

И ужас уже на ней...

Этот ужас еще отступает в минуты личного счастья. Но жизнь постоянно возвращает его к вопросу о добре и зле, об истине, о любви к народу. Признавая принципиальную неоднозначность мира, поэт писал:

В ничем -- ничто. Из ничего вдруг -- что-то.

И это -- Бог!

В самосозданьи не дал он отчета,--

Кому б он мог?

(«Поэза истины»)

Граница между добром и злом, между правдой и неправ-дой, по Северянину, не только зыбка и неопределенна. Она не историческая, не социальная, не национальная. Она -- личностная. Поэт отвергает классовый, или социальный, подход, для него существует один критерий -- нравствен-ность. Новые возможности открывает для него февральская революция 1917 года. Он видит в жизни «возрождение»:

Жизнь человека одного --

Дороже и прекрасней мира.

Биеньем сердца моего

Дрожит воскреснувшая лира.

(«Баллада XVI»)

Речь шла уже не об одной душе -- обо всей жизни. Севе-рянин, лирик, ироник и мечтатель, раскрывается как философ. Он упрямо и настойчиво повторяет мысль о превосходстве человека над миром. Это звучит как продолжение слов Достоевского о том, что счастье невозможно построить на слезах и на крови. Но жизнь предлагала все новые варианты политической розни, ожесточенной борьбы. Под сомнение ставились цен-ности, признаваемые дотоле всем человечеством. В первую очередь «в загоне» оказалось, по мнению Северянина, ис-кусство. В июле 1917 года он с горечью констатировал:

Дни розни партийной для нас безотрадны,--

Дни мелких, ничтожных страстей...

Мы так неуместны, мы так невпопадны

Среди озверелых людей.

(«Поэза строгой точности»)

Мы -- это, конечно же, художники. В поэзию Северянина открыто врывается политическая лексика. Но мысли поэта, наблюдающего грабежи «черни», обращены к народу: «мучительно думать о горе народа». Даже в эти тягостные дни он разделяет чернь и народ. Отсюда -- надежда на успокоение, на время как на «лучшее чудо», на то, что «жизнь не умрет». Он уверен: «Минуют, пройдут времена самосуда, убийц обуздает народ». Он предсказывает и будущую трагедию, и песню, которую в конце концов «живой запоет». Подтверждение своих слов Северянин получил неожиданно скоро: в феврале 1918 года в Политехническом музее в Москве на поэтическом вечере он был избран «королем поэтов», опередив Маяковского и Бальмонта.

Я так велик и так уверен

В себе, настолько убежден,

Что всех прощу и каждой вере

Отдам почтительный поклон.

(«Рескрипт короля»)

Трудно сказать, что для самого поэта важнее -- уверен-ность в себе или признание всех вер. В конце стихотворения он провозглашает: «Я избран королем поэтов -- да будет под-данным светло». Вскоре Северянин уехал в Эстонию, в Эст-Тойлу, где всегда проводил весну и лето. Но немецкая оккупация Эсто-нии (в марте 1918-го), образование самостоятельной рес-публики (1920) отрезали его от России. Он почти безвыездно жил в деревне со своей женой -- поэтессой и переводчицей Фелиссой Круут.

Мое одиночество полно безнадежности,

Не может быть выхода душе из него,

Томлюсь ожиданием несбыточной нежности,

Люблю подсознательно -- не знаю кого.

(«Утомленный душой»)

Души поэта хватало и на восхищение фениксом Эсто-нии, и на ностальгию о России -- «крылатой стране». «Эсто-ния-сказка», «голубая голубка», «оазис в житейской тщете». Россия же -- страна одновременно «священная» и «безбож-ная». Он любил Россию, но не меньше того любил и Эстонию. Он хотел встать вне политики. Но его не признавали эмигранты и забывали в России. В Эстонии ему жилось трудно. Но не потому, что он не имел возможности работать. Просто время мало способство-вало поэзии. Но все же поэт выпустил 9 книг, много пере-водил эстонских поэтов, издал антологию эстонской клас-сической поэзии и переводы эстонского поэта А. Раннита «В оконном переплете». Правительство помогло Северянину, назначило субсидию. Но писал он не об Эстонии и не о России, а о человеке, о его чувствах.

Но все меньше и меньше белого света оставалось в жизни. Жизнь грубела, так что «черствеют и девьи сердца». Приходит новый век, «жестокий, сухой», рациональный. Люди живут без стихов и не чувствуют их необходимости. Человек становится рабом, потому что художник никому не нужен.

Все друг на друга: с Севера, с Юга,

Друг и подруга -- все против всех!

Поиски истинной тропы, пути к себе, к прошлому растянулись на много лет. Советские люди, пришедшие в Эстонию в 1940 году, уже не знали, кто такой Игорь Северянин. Им не было дела до его мыслей. Не потому ли, задержалось возвращение в русскую культуру поэта Игоря Северянина? За-держалось и понимание его поэзии. Отечественная война застала Северянина больным. Но, неисправимый мечтатель, он еще надеется на помощь цен-трального правительства в эвакуации. Он рассчитывает на поддержку Жданова. Поэт так и не понял, что же происходило в России. Его телеграммы Калинину остались без ответа. 22 декабря 1941 года Северянин умер. Он умер непонятым.

Заключение

Многие годы спустя мы с удивле-нием обнаруживаем, что слишком плохо знали его. Те чувства, которые казались нам преувеличением оказались настоящими. Мы искали «маску», не подозревая о том, что ее не было. Было лицо поэта -- страдающего и мыслящего. Судьба Игоря Северянина -- и в России, и в эмиграции была печальной. Заграничной публике был мало интересен поэт живший своей Россией. А по России уже расползались пятна островов ГУЛАГа, и казалось навсегда поглощали память о «грезах весны» XX века. Нам не было дано бросить розы в гроб поэта, но нам суждено заново осмысляя путь нашей страны соразмерить с общим движением жизни причудливое движение мысли мечты и насмешки человека, который слишком долго ждал нашего понимания.

СЕВЕРЯНИН

ХЛЕБНИКОВ

ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН

(Игорь Васильевич Лотарев) (1887-1941)

Долговязый брюнет в длиннополом старомодном сюртуке. Черты его большого лица так неподвижны, что кажутся вырезанными из дерева. Он держится прямо, высокомерно закинув голову. Весь он какой-то чопорный, накрахмаленный, как его непомерно высокий, подпирающий подбородок воротник... Он сидит молча, с напряженно-беспокойным видом путешественника, ждущего на вокзале пересадки, и явно чувствует себя здесь совсем не на своем месте. Никто не обращает на него внимания. Никто как будто не знает, кто он...». Таким увидела Игоря Северянина поэтесса И.Одоевцева, познакомившаяся с ним в берлинском кафе в 1922 г. К тому времени «принц фиалок и сирени», как называли Северянина в России, утратил свой лоск, сник; его стихи не печатали, литературных вечеров не проводили; проживал он в глухой эстонской деревушке, изредка выбираясь в Финляндию, Германию, Францию. А было время...

«Моя двусмысленная слава и недвусмысленный талант», - высказался о своей литературной судьбе поэт. Эту формулу трудно оспорить. Северянин в свое время пользовался огромным, подчас скандальным, успехом, не оставлял равнодушными ни своих недругов, ни - тем более - почитателей. Свою «двусмысленную славу» поэт в значительной степени формировал сам. Ведь для подавляющего большинства читающей публики его имя ассоциировалось с такими строчками из «Громокипящего кубка»:

Я, гений Игорь Северянин,

Своей победой упоен:

Я повсеградно оэкранен!

Я повсесердно утвержден!

От Баязета к Порт-Артуру Черту упорную провел.

Я покорил литературу!

Взорлил, гремящий, на престол!

(Эпилог, 1912)

И немногие тоща и впоследствии задавались вопросом: в этом ли весь Северянин? Неужели в его творчестве нет ничего, кроме эпатажа и позы? И как относился к подобному восприятию сам поэт? В 1926 г. он напишет своего рода «автопортрет со стороны», в котором попытается показать себя в истинном свете.

Благословляя мир, проклятье войнам Он шлет в стихе, признания достойном,

Слегка скорбя, подчас слегка шутя Над всею первенствующей планетой...

Он - в каждой песне, им от сердца спетой, Иронизирующее дитя.

(Игорь Северянин)

«Иронизирующее дитя» - вот словосочетание, через которое, по-видимому, предлагается воспринимать его творчество. Но даже тогда, в середине 20-х годов, зрелый лирик не может отказать себе в кокетстве. Он как бы игнорирует то, что некогда сам потрафлял вкусам толпы, поэтизируя те ценности, за пристрастие к которым он ныне ее осуждает. Уязвимо и самоопределение - может ли «дитя» быть «иронизирующим»? Но так или иначе И.Северянин всегда оставался большим ребенком, искренним, но при этом наигрывающим, как все дети, влюбляющимся и самовлюбленным, фыркающим, когда что-то раздражает. Эта роль - амплуа, отчасти соответствовала человеческой природе поэта, отчасти создавалась им искусственно - достраивала естественную ипостась.

Северянин был ярок и самобытен даже не в лучших своих стихах, даже там, где он гнался за словесной и ситуативной экзотикой («Июльский полдень. Синематограф»), за нарочитой звукописью («Сонмы весенние»). Последнее стихотворение, вырастающее из упоительной игры с созвучиями, ни в чем не уступает баль- монтовским фоническим изыскам, отличаясь от них налетом какой-то ребячливой несерьезности:

Сонные сонмы сомнамбул весны

Сонно манят в осиянные сны.

Четко ночами рокочут ручьи.

Звучные речи ручья горячи.

Плачут сирени под лунный рефрен.

Очи хохочут песчаных сирен.

Всегда ли хороша для поэта ребячливость? Ведь есть вещи, с которыми шутить нельзя, подтрунивать над которыми безнравственно. Например, война и смерть. И.Северянин считал себя пацифистом («Я не сочувствую войне/Как проявленью грубой силы...»), но иногда явно заражался ура-патриотическим дурманом («Когда отечество в огне,/И нет воды, лей кровь, как воду...»). Но это бы еще ничего. Хуже - другое: писать о войне в таком тоне и с такой легковесностью («Переход через Карпаты», «Стихи в ненастный день» и др.), с таким смакованием ее отдельных образов - аморально. Стихотворение «Белая фея», в котором больничное лекарство сравнивается с пенистым шампанским, иначе как пошлым не назовешь. Правда, поэт и не скрывал свою чуже- родность подобной тематике.

Подобные мотивы звучали у него тогда во многих произведениях: я, мол, не по этому делу, но если надо, то пойду и всем им там покажу:

Друзья! Но если в день убийственный Падет последний исполин,

Тогда ваш нежный, ваш единственный,

Я поведу вас на Берлин!

(Мой ответ)

В этих стихах поэт был таким, каким его хотела видеть публика. Он растворялся во вкусах определенного контингента любителей экстравагантной, экзальтированной поэзии, людей, отгораживающих себя от надвигающихся бурных событий. Характерное взаимовлияние: публика создавала Северянина, а тот формировал свою аудиторию, далеко не всегда заботясь о качестве своего поэтического воздействия, «...не я ли пел порок/Десятки лет...», - напишет он в поэме «Солнечный дикарь» (1924), переоценив свое раннее творчество.

Игорь Северянин - псевдоним Игоря Васильевича Л Огарева. Родился он 4 мая 1887 г. в Петербурге и приходился по линии матери дальним родственником Н.М.Карамзину, чем несказанно гордился. Однако гордость эта никак профессионально, на первый взгляд, не выражалась: претензии поэта на некий «историзм» в худшем случае подвергались насмешкам, в лучшем - увязывались с его автобиографическими поэмами («Роса оранжевого часа», «Солнечный дикарь»), стихотворным романом «Рояль Леандра» (1925) и книгой воспоминаний «Уснувшие весны» (1941), наполненными историко-литературным содержанием, но эстетически не завершенными. В современном литературоведении к этому определению творчества И.Северянина относятся гораздо серьезнее, трактуя его художественную эволюцию как пул» от разработки карнавального амплуа («дитя», «вундеркинд», «гений») и игры в эстетизированную реальность («грезофарс») к уязвленно-риторичес- кому объяснению с действительностью с позиции поэта-историка («Крашеные», «Позза упадка», «Поэза правительству», «Моя Россия»).

Отец поэта был военным инженером, дослужившимся до чина штабс-капитана. Мать, будучи в первом браке за генерал-лейтенантом Г.И.Домонтовичем, впоследствии утратила свое положение и богатство, уготовив своему сыну от второго замужества, будущему поэту, весьма скромное, по тем меркам, существование. Возможно, тогда и возник в обособившейся душе подростка неизбывный источник иронии?..

Свои отроческие годы начинающий поэт (стихи писал с 8-летнего возраста) провел в Череповецком уезде Новгородской губернии (отсюда - псевдоним Северянин, присоединяющийся к имени через дефис). Блестящего образования не получил, окончив лишь четыре класса Череповецкого реального училища. Поэтическими кумирами Северянина становятся Ал.К.Тол стой, А.Апухтин и Ш.Бодлер: позднее - К.Фофанов и М.Лохвицкая. Последние двое, которых к числу крупных величин в поэзии никак не отнесешь, еще одно свидетельство отсутствия у «гения» утонченного вкуса и широких культурных запросов.

Не мне в бездушных книгах черпать Для вдохновения ключи напишет он в эгофутуристическом прологе.

Первые опусы И.Северянина, поселившегося в Гатчине, под Петербургом, выходят под экстравагантными псевдонимами (Игла, граф Евграф Д.Аксанграф и др.). Реакция на них критики свидетельствует скорее о недоумении и возмущении, чем о признании таланта.

Известность И.Северянина растет медленно, но неуклонно, а с 1911 г. - окончательно приобретает скандальный оттенок. Писатель И.Нажив ин почему-то решил показать одну из северянин- ских брошюрок Л.Толстому. Найти для нее менее подходящего читателя вряд ли было возможно. Яснополянского старца особенно возмутило стихотворение «Хабанера II», его первая строфа: Вонзите штопор в упругость пробки, -

И взоры женщин не будут робки!..

Да, взоры женщин не будут робки,

И к знойной страсти завьются тропки...

Толстой долго сокрушался: «Чем занимаются!.. Чем занимаются... это литература! Вокруг виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них - упругость пробки!» (Бобров С. «Северянин и русская критика»). Маститый писатель явно не воспринял северянинскую иронию и скрытую пародийность текста, но так или иначе о реакции Толстого, вспоминал сам поэт, «мгновенно всех оповестили московские газетчики во главе с

С.Яблоновским, после чего всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем сделала меня сразу известным на всю страну!».

С поэтом уже нельзя было не считаться как с явлением литературы, что и подтвердила статья Н.Гумилева в журнале «Аполлон» (1911). Акмеист отнесся к эгофутуристу терпимо, уйдя от вопроса «хорошо это или плохо; это ново - спасибо и за то». К тому же И.Северянин помогал себе сам - авторскими «поэзокон- цертами».

Многие современники отдавали должное музыкальности севе- рянинских выступлений, говорили даже об их нотных записях, сохранившихся у поклонников «гения». А среди них, подчеркивал композитор С.Прокофьев, всегда было много музыкантов и певцов, да и у самого Северянина «имелись начатки композиторского дарования...» (там же). Свой исполнительский стиль поэт сохранил и в эмиграции. Северянин, писала И.Одоевцева, читает, «скрестив по-наполеоновски руки на груди и закинув голову... Он с таким упоением, так самозабвенно распевает. Он как будто впал в транс. Прервать его - все равно что разбудить лунатика. Я продолжаю слушать эти знакомые мне с детства поэзы, над «фантастической безвкусицей, безграничной пошлостью и лакейски- приказчичьими изысками и новаторством» которых Гумилев и все мы привыкли издеваться... Пошлость, вульгарность, изыски? Да, конечно. Но это все наносное, несущественное. В этих, пусть смехотворных, стихах явно слышатся, несмотря ни на что, ?«вздохи муз и звоны лиры, и отголоски ангельского пения». В них высокая, подлинная поэзия... Я все сильнее подпадаю под власть его необычайного чтения-пения, «гипнотически» действующего и на меня. Я закрываю глаза, я тону, я иду на дно этого искрометного громокипящего водоворота поэзии...».

К этому времени вокруг «принца фиалок» оформилось некое литературное объединение, вошедшее в историю под названием «эгофутуризм». В него входили молодые поэты: Константин Олим- пов (Фофанов), по оценке Г.Иванова, «явно сумасшедший, но не совсем бездарный мальчик лет шестнадцати; Грааль Арельский, по паспорту Степан Степанович Петров, студент не первой молодости, вполне уравновешенный и вполне бесталанный», сам Георгий Иванов (эти трое состояли при И.Северянине в качестве «дирек- ториата»), а также - Иван Игнатьев, Василиск Гнедов, Вадим Баян. «Шумные поэзо-вечера и шумные попойки чередовались с «редакционными» собраниями в квартире Северянина». Сложившись по полтора рубля, члены объединения выпустили манифест эгофутуризма, который появился в печати в конце 1911 г. К услугам «директориата» была еженедельная газета «Петербургский глашатай»; вышло и несколько альманахов под тем же названием.

В качестве основных лозунгов «Скрижалей Академии Эгопоэзии (Вселенского Эгофутуризма)» И.Северянин выдвинул следующие: 1. Душа - единственная истина; 2. Самоутверждение личности; 3. Поиски нового без отвергают старого; 4. Осмысленные неологизмы; 5. Смелые образы, эпитеты, ассонансы и диссонансы; 6. Борьба со «стереотипами» и «заставками»; 7. Разнообразие метров. В сущности, северянинская программа не несла в себе ничего нового, необычного. Сам поэт, приводя эти положения в своих воспоминаниях, выделил особым курсивом третье, отмежевываясь тем самым от кубофутуристов (В.Маяковский, В.Хлебников, братья Бурлюки, А.Крученых, Б.Лившиц и др.). Имелось в виду намерение наиболее рьяных из них сбросить Пушкина «с парохода современности».

Объединение эгофутуристов не могло бьггь прочным и долговечным ни в силу одаренности его членов, ни в силу исповедуемых принципов. У самого же И.Северянина, как отмечал

В.Брюсов, для роли мэтра не оказалось нужных данных. Ведь в характеристике эпохи и цивилизации он не пошел дальше утверждения: «теперь повсюду дирижабли летят, пропеллером ворча», и поэтому нам надобно «острого и мгновенного». В плане поэтической техники И.Северянин утверждает преимущество ассонансов перед рифмой, «но этого как будто мало для программы литературной школы, принимая во внимание, что вот уже четверть века, как ассонансы широко применяются в русской поэзии!»

С выходом «Громокипящего кубка» (1913) отношение к поэту приобретает большую определенность. Помимо Брюсова и Сологуба, благожелательную рецензию в «Утре России» публикует Вл.Ходасевич; Р.Иванов-Разумник называет автора сборника «несомненно талантливым поэтом, самобытным и красочным лириком».

Название книги И.Северянина восходит к тютчевскому стихотворению о грозе («Люблю грозу в начале мая...»), одна из строф которого предваряет сборник в качестве эпиграфа. Она задает тон и формирует лирическое настроение: «громокипящий кубок» весны, выплеснутый на землю; свежесть и ясность весеннего дня; «гимн жасминовым ночам» и «сиренью упоенье»; утоление «алчущего инстинкта» любви - вот основные мотивы 1-го раздела книги («Сирень моей весны»). С одной стороны, здесь ощутима прозрачность и искренность настроений, сродни чувствам ребенка; с другой - эстетская манерность, которая препятствует целостности и чистоте восприятия поэз, разрушает сравнение души поэта с «днем весны».

Жизненное кредо И.Северянина выражено в стихотворении «Весенний день»:

Скорей бы - в бричке по ухабам!

Скорей бы - в юные луга!

Смотреть в лицо румяным бабам!

Как друга, целовать врага!

Шумите, вешние дубравы!

Расти, трава! цвети сирень!

Виновных нет: все люди правы

В такой благословенный день!

Гораздо характернее и выразительнее - другой мотив, обращение к возлюбленной: «Не покидай меня! - я жалок/В своем величии больном...» («Стансы»), Но и здесь искренность растворена в кокетстве (одна из поэз Северянина так и называется: «Chanson coquette» - «игривая песня»), большое чувство подчинено игре.

Та же амбивалентность, раздвоенность восприятия знаменует и другие стихотворения цикла.

Поэзы 2-го раздела («Мороженое из сирени»), по-видимому, должны были продемонстрировать вмешательство цивилизации и корыстного расчета в мир природы и естественных отношений, подчинение культуры чувств явлениям псевдокультуры.

Возникает мир, вывернутый наизнанку, далекий от идеальных устремлений поэта. Его населяют исключительно «грезэрки», «куртизанки», «эксцессерки» и «экстазеры». Березовый коттэдж на «реке форелевой» сменили синематограф и «жено-клуб». А на место брички, несущейся по ухабам, заступили «фаэтоны», «ландолеты бензиновые», «аэропланы» и «эллипсические рессоры». Поэт отдает дань современной моде и патетически восклицает: «О фешенебельные темы! от них тоска моя развеется!». Развеется за счет иронического отношения ко всему этому антуражу, привычному и в чем-то родственному натуре Северянина, но уже превратившемуся в суррогат жизни; для него неприемлема сама ситуация, когда «глупый вправе слыть не глупым, но умный непременно глуп...».

Скрывая за маской иронии свое истинное лицо, поэт идет на сознательное смещение смысловых и нравственных акцентов («Я славлю восторженно Христа и антихриста.../ Кокотку и схим шжа! порывность и сон!»). Его лирический герой пребывает в «фиолетовом трансе». Опьянев «грозово, все на пути пьяня», он врывается «сквозь природу» в какое-то жуткое пространство, подобное тому, что полвека спустя откроется в песнях В.Высоцкого:

(Фиолетовый трапе, 1911)

Откуда эти фантасмагории в еще недавно столь мирной и солнечной поэтической картине И.Северянина. Возможно, предчувствие надвигающихся бурных перемен заставило «лирического ироника», ощутить себя «в морях Дисгармонии». Не случайно в последней строфе слышится: «...Я вещий. Я тихий...».

В 3-ем разделе («За струнной изгородью лиры») - попытка подняться над экстравагантной дисгармонией бытия, обрести идеал в литературе и искусстве («Из Анри де Ренье», «Врубель», «На смерть Фофанова»), в величии природы («Демон», «Коктебель»), Это своего рода катарсис («Мои похороны», «Секстина»), вера в свет и силу искусства, в собственное бессмертие, в очищение мира посредством истинной поэзии и красоты:

Близка гроза. Всегда предгрозье душно.

Но хлынет дождь живительный воздушно, - Вздохнет земля, свободно и послушно.

Близка гроза! В курятник, Шантеклэр!..

• (Секстина, 1910)
• 4-й раздел («Эгофутуризм») содержит в себе нечто вроде поэтического манифеста группы, противопоставившей свое искусство культуре, которая «гнила... как рокфор>. Девиз поэта - слиться своим творчеством с природой; основываясь на «первобытном» и «дикарстве», дать возможность «познать неясное земле».

Вот один из главных постулатов северянинской лирики: удивлять - неожиданным поворотом смысла, безграничными возможностями словообразования. И - постоянная претензия на оригинальность, хоть и не всегда подкрепляемая вкусом и стилистическим разнообразием:

Не терпим мы дешевых копий,

Их примелькавшихся тонов,

И потрясающих утопий Мы ждем, как розовых слонов...

Это, пожалуй, самое принципиальное: эстетизация всего сущего как средство отвержения неприемлемой реальности и создание утопии. Поэт не романтик, а ироник; его ирония ведет к театрализации жизненных форм, что само по себе (жизнетворчест- во, мистификачество, театральность) является одной из главных примет серебряного века. Все вокруг представляет собой нескончаемый спектакль, в котором действуют стилизованные, костюмированные персонажи.

«Я царь страны несуществующей», - заявляет опьяненный собственной утопией поэт. Эта сказочная страна так и останется в сознании его почитателей как эмблема творчества И.Северянина. Она получит название Мнррэлия (ассоциации с поэтессой Миррой Лохвицкой, «русской Сафо», воспевавшей любовь и сладострастие; а также некий мираж, застилающий обыденную реальность). Это «край ландышей и лебедей»,

Где нет ни больных, ни лекарства,

Где люди не вроде людей...

Эта страна пребывает в изначальной гармонии, которая распространяется на взаимоотношения людей и животных.

Увы, утопии этой не суждено было удержаться даже в поэтическом сознании И.Северянина, зато «чернолесье» вскоре стало реальностью; понятие «грезо-фарс» утратило первую половину слова и обернулось горькой драмой, трагифарсом. Ну, а пока что, в середине 10-х годов, поэт пребывает в зените своей славы. К 1915 г. выходит 9 изданий «Громокипящего кубка» (небывалый случай), появляются и другие поэтические сборники: «Златолира» (1914), «Ананасы в шампанском» (1915), «Victoria Regia» (1915), «Поэзоантракт» (1915), «Тост безответный» (1916), по сути дела, повторяющие образы и темы первой книги. Северянин работает легко и много, готовит к изданию многотомное собрание поэз. Его произведения имеют невиданный для стихов тираж, вместительный зал городской Думы не удовлетворяет спрос на северянин- ские поэзоконцерты. Газеты пестрят восторженными статьями и саркастическими фельетонами.

Но, окруженный толпами поклонниц, Северянин, по существу, один. После распада своего «директориата» он попытался, было, сблизиться с кубофутуристами (1914) и даже принял участие в их выступлениях, но прочной основы для эстетических контактов не было, о чем недвусмысленно говорится в «Поэзе истребления»; «Меня взорвало это «кубо»,/13 котором все бездарно сплошь...». Людей, не понимающих, что «Пушкин - Пушкински велик», можно охарактеризовать лишь как «шарлатанов и шутов», выпускающих «ггихотомы... без стихов». В «Рояле Леандра» (2-я ч., строфы 4-10) И.Северянин даст весьма язвительную характеристику поэтическому миру дооктябрьской России, подчеркнув свою инородность всем литературным группам и течениям. В отличие от других футуристов, справедливо подметил В.Брюсов, И.Северянин только на словах проповедовал пренебрежение к старой литературе. Да и то эпизодически. У старой поэзии «он заимствовал размеры, приемы изобразительности, рифмы, весь склад своей речи. Откинув маленькие экстравагантности, состоящие почти исключительно в употреблении новопридуманных слов или форм слова, мы в стихах Игоря Северянина увидим естественное продолжение того пути нашей поэзии, по которому она шла со времен Пушкина или даже Державина», от золотого века к серебряному.

Февральская революция застала поэта в Харькове, куда он приехал после поэтических вечеров в Кутаиси и Баку. Северянина в этот момент больше волнуют похвалы Брюсова, нежели исторические катаклизмы, как явствует из книги воспоминаний «Уснувшие весны», ведь что такое «земные нелады перед небесным ладом душ наших?». Однако разминуться с Историей, с «револьверами революции» было уже невозможно. Необходимо было делать выбор. Через неделю (март 1918) после своего триумфального выступления в Политехническом музее, «король поэзии» покидает Россию, провозгласив себя «просто дачником», человеком «вне политики». Он живет в Эстонии, в маленькой приморской деревушке Тойла. Успехи и скандалы остались позади. Знаменитый поэт оказался в положении нахлебника у простого плотника-хуторянина, на чьей дочери, «принцессе», (Фелиссе Круут) он женился. Поскольку стихов Северянина практически теперь не печатали (издатель П.Пильский даже платил ему «пенсию за молчание»), поэту оставалось только ловить рыбу да читать свои произведения речным камышам и водяным лилиям.

Стала жизнь совсем на смерть похожа:

Все тщета, все тусклость, все обман.

Я спускаюсь к лодке, зябко ежась,

Чтобы кануть вместе с ней в туман...

Итак, «король поэтов» в эмиграции оказался никому не нужен. Правда, в течение 1919-1923 гг. все же выходят девять его книг («Вервэна», «Эстляндские поэзы», «Фея Е.о.е.», «Падучая стремнина», «Менестрель», «Трагедия титана» и др.»), но мизерный тираж делает их практически не известными широкому читателю и не дает поэту реального заработка. И.Северянин вынужден заниматься переводами эстонских поэтов да уповать на заграничные гастроли... Самое обидное заключалось в утрате им, казалось бы, прочного положения в русской поэзии.

В последние годы жизни И.Северянин живет преимущественно в Таллинне и Нарва-Йыэсуу, мечтает о возвращении на родину. Мечте этой не дано было осуществиться: поэт умирает в Таллине в конце 1941 г. А за десять лет до этого, в Белграде, была опубликована книга И.Северянина «Классические розы», подводившая итоги его поэтического творчества. В зрелые годы И.Северянин, как явствует из названия, приходит к своеобразному поэтическому классицизму. Его слог становится, по сравнению с рантами стихами, более ясным и прозрачным, настроения - строже и безыскусней. Детскость, непосредственность северянин- ской поэзии входит как бы в новую фазу. Он проявляет себя как тонкий лирик, обостренно чувствующий природу («Что шепчет парк...», 1923). Весеннее половодье «громокипящей» лирики 900-х годов уступает место «осенним», более проникновенным стихам. Это, как правило, «пейзажи-настроения», реже - философические стихи-метафоры, трактующие осень как определенную жизненную фазу («Пора безжизния», «Осенние листья» и др.). Впрочем, не забывает поэт и о других временах года. Одно из лучших его «зимних» стихотворений - «На салазках» (1923). Оно вполне самодостаточно, равно самому себе: И.Северянин больше не претендует на нечто избыточное, возвышающееся над тем, что содержится в самом произведении. Исчезает театральность и кокетство. Ужин с женщиной в избушке, в мороз - высшая ценность, говорит поэт, и этому безоговорочно веришь.

Видоизменяется ирония поэта, некогда легкая и игривая. Теперь ее амплитуда значительно шире - от легкого подтрунивания (в том числе и над самим автором) до горькой усмешки, от скрытого намека до гневной сатиры. О северянинском даре сатирика говорят мало, хотя проявляется он у поэта в самых различных формах и аспектах: «Поэза истребления» (литературный аспект, борьба течений); «Чем они живут» (социально-этический аспект), «Их культурность», «Культура! Культура!» (духовный кризис и падение общего культурного уровня); «Кондитерская дочь» (замена любви похотью и расчетом); «Крашеные» (идеологический аспект, отношение к противостоянию различных политических сил). Вершиной сатирической лирики Северянина можно считать «По- эзу упадка» (1918), одну из лучших в нашей поэзии характеристик всеобщего российского предвоенного кризиса, и «Поэзу правительству» (1919) - о вечном противостоянии поэта и власти. «Иронизирующее дитя», «салонный лирик» выступает в своем зрелом творчестве как поэт-публицист, ведущий диалог с историей и современностью.

В какой же степени можно говорить о художественных достоинствах поэзии Северянина, о его новаторстве? Как можно оценить северянинское словотворчество - как оригинальность или безвкусицу?

«Поэтическое лицо Игоря Северянина определяется главным образом недостатками его поэзии, - в такой парадоксальной форме оценивает «Громокипящий кубок» О.Мандельштам. - Чудовищные неологизмы и, по-видимому, экзотически обаятельные для автора иностранные слова пестрят в его обиходе. Не чувствуя законов русского языка... он предпочитает словам живым слова, отпавшие от языка или не вошедшие в него. Часто он видит красоту в образе «галантерейности». И все-таки, - отмечает Мандельштам, - легкая восторженность и сухая жизнерадостность делают Северянина поэтом. Стих его отличается сильной мускулатурой кузнечика. Безнадежно перепутав все культуры, поэт умеет иногда дать очаровательные формы хаосу, царящему в его представлении...».

В.Брюсов видит в И.Северянине прежде всего поэта-живо- писца, который «рисует целые картины, сохраняющие всю свежесть красок и даже как будто весь аромат действительности». Сюда относятся стихотворения «День на ферме», «Ноктюрн», в котором «бледнел померанцевый запад», «На реке форелевой», «Январь» и многие другие. Брюсов обращает внимание на такие строки и образы Северянина: «Хромает ветхий месяц как половина колеса», «Ночь баюкала вечер, уложив его в деревья», «Морозом выпитые лужи», «Ночи в сомбреро синйх» и т.д.

Другое необходимое свойство поэта, которое в значительной мере проявилось в лирике Северянина, «способность переживать события глубоко и остро». Брюсов говорит в этой связи о некоторых ранних произведениях поэта («Это все для ребенка», «Злате» и т.д.), но в наибольшей степени это касается поздних стихотворений Северянина о России («Моя Россия», «Запевка», «Стихи Москве», «Пасха в Петербурге» и др.). В них нет никакой позы, ерничества. В зрелых, эмигрантских, стихах поэта появляются горькие, суровые ноты самоосуждения, трезвой оценки своего жизненного пути («Что нужно знать», «Грустный опыт», «Наболевшее»).

В.Брюсов выделяет еще одно достоинство поэта: дар перевоплощения. И.Северянин владеет разными стилями, перенимает то склад народной песни, то особенности народного говора («Идиллия», «Пляска мая», «Русская»). «Певческая» манера исполнения вела к фоническому разнообразию стихов, к использованию пео- нических размеров, к применению ямбов с пиррихиями на ударных стопах, приему, заимствованному из романсов.

Достоинства эти, согласимся мы с Брюсовым, в немалой степени умалялись, особенно на ранней стадии творчества, отсутствием у Северянина вкуса и критического чутья, должной культуры и умственных интересов. В поздней, эмигрантской, лирике, отмеченной поэтической прозрачностью и непосредственностью выражения чувств, эти недостатки, в основном, были преодолены, а в одном из лучших своих творений, цикле «Медальоны» (1925-1927), И.Северянин показал себя как поэт-эрудит, мастер литературного и психологического портрета, умеющий подобрать к художественному содержанию компактную, адекватную ему форму.

АННОТИРОВАННЫЙ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Венок поэту: Игорь Северянин: Сборник. Таллинн, 1987.

В сборник включены стихи, письма, воспоминания, отрывки из книг В. Брюсова, К. Фофанова, А. Коллонтай, Г. Шенгсли, М. Цветаевой, К. Паустовского, Д. Самойлова и др., посвященные поэту.

Игорь Северянин глазами современников / сост. В. Терёхина, Н. Шубникова-Гусева. СПб. : Росток, 2009.

В мемуарах родных, друзей, литературных современников, в посвященных ему стихах и пародиях раскрывается неповторимый мир «поэта- грезера». Важную часть книги составляет хроника жизни и деятельности И. Северянина, впервые создающая четкую канву происходившего и уточняющая мемуарные источники.

Критики о творчестве Игоря Северянина: статьи проф. Р. Брандта, В. Брюсова, С. Боброва. Рец. А. Измайлова, А. Крайнего, Р. Иванова-Раз- умника, С. Рубеновича, В. Шмидта, В. Гиппиуса, А. Амфитеагрова и др. М. : 1916.

В книге собраны статьи и рецензии, посвященные дооктябрьскому периоду творчества И. Северянина; здесь представлен весь спектр восприятия поэта, включающий в себя оценки как скептически-негативные (А. Крайний), так и объективно-доброжелательные (В. Брюсов).

Кошелев В. А. Поэт с открытой душой // Северянин И. Стихотворения / сост., вступ. ст. и примеч. В. А. Кошелева. М. : Сов. Россия,1988.

Краткий очерк творческого пути И. Северянина. Особое внимание уделяется сборнику «Громокипящий кубок».

Петров Мих. Бокал прощенья. Материалы к биографии Игоря Северянина. Нарва, 2004.

Автор вводит в научный оборот новые факты и не публиковавшиеся ранее тексты. Читатель найдет здесь подборку первых публикаций: «Сражение при Цусиме», завершающее цикл стихотворений, посвященных Русско-японской войне, эссе Северянина «Фофанов на мызе Ивановка», воспоминания родственников и друзей поэта, а также его последней спутницы Веры Коренди. Представлены анекдоты про поэта.

О Игоре Северянине: Тез. докл. науч. конф. Череповец, 1987.

Сборник представляет собой материалы конференции, посвященной 100-летию со дня рождения И. Северянина. Включает в себя тезисы докладов, связанных с вопросами творческой биографии поэта, а также с проблемами словообразования, фоники, художественной эволюции Северянина, его положения в русской литературе конца XIX - начала XX в.

Что толку охать и тужить -
Россию нужно заслужить!

Так написал Игорь-Северянин, "король поэтов" , которого ругал Лев Толстой и с кем соперничал Маяковский. Мы забыли его, а стихи его по-прежнему бередят душу. Он слишком любил Россию и очень жалел ее:

Москва вчера не понимала,
Но завтра, верь, поймет Москва:
Родиться Русским - слишком мало,
Чтоб русские иметь права:

И, вспомнив душу предков, встанет, От слова к делу перейдя, И гнев в народных душах грянет, Как гром живящего дождя. И сломит гнет, как гнет ломала Уже не раз повстанцев рать: Родиться Русским - слишком мало: Им надо быть, им надо стать! ______________________________

Это портрет Оскара Уайлда.

Не правда ли, как они похожи? Северянин и Уайльд. Игорь Северянин считал, что похож на Уайльда, и, подражая ему, выходил на сцену читать свои стихи с лилией в руках/орхидеей в петлице длинного сюртука и т.п

Можно считать, что в основу жизнетворчества Игоря Северянина легла эстетическая идея возможности преобразования мира в

художественном творчестве, принадлежащая Оскару Уайльду. «Художник, обратившись к нереальному и несуществующему, стремится создать путем своего воображения нечто восхитительное и прибегает для этого к украшению, не имеющему никакой прикладной цели».Оскар Уайльд.

"Торгуют мудростью, благоговеньем,

А чернь идет с угрюмым озлобленьем.

На светлое наследие веков." Оскар Уайльд.

"Нет, я не с теми, кто, сжимая камень, Вздымают красный флаг над мостовой. Под грубой их пятой померкнет пламень Искусств, Культуры, Благородства, Чести…" (Уайльд;«Libertatis sacra fames»)

Уайльд говорил, что Искусство − зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь. Поднятая Уайльдом тема оказала огромное влияние на последующее развитие европейской эстетики, эстетики, определяющими чертами которой являлись рафинированность, элитарность и эпатаж. Именно философия красоты является философией творчества (и жизни) Уайльда. Северянин вслед за Уайльдом считает, что не в силах изменить исторический ход событий. Потому-то мы и не изучали в школе творчество Игоря Северянина, который верил, ад земной уподобится раю. Я мечтаю, что в зареве лет Ад земной уподобится раю. Я мечтаю, что Небо от бед Избавленье даст русскому краю. Оттого, что я - русский поэт, Оттого я по-русски мечтаю! ________________________________________________________ А теперь поговорим об Игоре Северянине.

Это случилось на стыке XIX и XX столетий. Именно тогда великие поэты Ахматова, Бальмонт, Блок, Брюсов, Волошин, Гумилев, Есенин, Мандельштам, Маяковский, Северянин, Сологуб и Цветаева создавали свои незабвенные произведения. Это время впоследствии было названо серебряным веком русской поэзии. Творения серебряного века позволили многим людям задуматься над вопросом " в чем смысл жизни? " и обрести свои культурные корни.

В 1910-1920-х годах в Италии зародилось новое авангардистское течение в искусстве - футуризм. Затем оно попало в Россию. Для этого направления характерен полный отказ от старых традиций, норм и канонов, крайний экстремизм, дух бунтарства, стремление к эпатажу. Футуристы преклонялись перед силой, агрессией, действием, движением и скоростью. Они пропагандировали возвеличивание себя и презрение к слабым, утверждали приоритет силы, упивались войной и разрушением. Многие эксперты считают, что это от этого направления русскую поэзия весьма пострадала и серебряный век на этом закончился.

Много поэтических звезд сияло на небосводе Серебряного века. Одна из них — Игорь-Северянин, сам себя провозгласивший гением и признанный поклонниками король поэтов . В его биографии не было резких поворотов и судьбоносных переломов. Жизнь Игоря Лотарева, или, как он сам себя называл большую часть творческого периода, Игоря-Северянина можно сравнить с широкой дорогой, по которой поэт шел в поисках собственного стиля, изобретая по пути термины и образы, шокируя неприкрытой эгоистичностью восхищая музыкальностью лирики.

Его перу принадлежат столь разные по стилю, ритму и настроению произведения, что порой кажется, будто они написаны не одним человеком, а целой группой поэтов с разными взглядами и принципами. Он очень любил Россию, но так случилось, что он, родившись в Петербурге в 1887 году, прожив до 1904 года в усадьбе "Сойволе" неподалеку от Череповца, где окончил реальное училище,жил в Гатчине у матери, а в 1918 году перевез ее больную в Эстонию и там прожил всю оставшуюся жизнь вплоть до своей смерти в 1941 году. Похоронен в Таллине на кладбище Александра Невского. Он очень любил Россию и переживал за нее, видя, как рушатся устои.

СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА - Что такое Россия, мамочка? - Это... впавшая в сон княжна... - Мы разбудим ее, любимая? - Нет, не надо: она - больна... - Надо ехать за ней ухаживать... - С нею няня ее... была... Съели волки старушку бедную... - А Россия что ж? - Умерла... - Как мне больно, моя голубушка!.. Сердце плачет, и в сердце страх... - О, дитя! Ведь она бессмертная, И воскреснет она... на днях! ____________________________________________________ КОЛЫБЕЛЬ КУЛЬТУРЫ НОВОЙ Вот подождите - Россия воспрянет, Снова воспрянет и на ноги встанет. Впредь ее Запад уже не обманет Цивилизацией дутой своей: Встанет Россия, да, встанет Россия, Очи раскроет свои голубые, Речи начнет говорить огневые, - Мир преклонится тогда перед ней! Встанет Россия - все споры рассудит: Встанет Россия - народности сгрудит: И уж Запада больше не будет Брать от негодной культуры росток. А вдохновенно и религиозно, Пламенно веря и мысля серьезно, В недрах своих непреложностью грозной Станет выращивать новый цветок: Время настанет - Россия воспрянет, Правда воспрянет, неправда отстанет, Мир ей восторженно славу возгрянет, - Родина Солнца - Восток! Пусть нелепо, смешно, глуповато Было в годы мои молодые, Но зато было сердце объято Тем, что свойственно только России! ______________________________________________ НАРОДНЫЙ СУД Я чувствую, близится судное время: Бездушье мы духом своим победим, И в сердце России пред странами всеми Народом народ будет грозно судим. И спросят избранники - русские люди - У всех обвиняемых русских людей, За что умертвили они в самосуде Цвет яркий культуры отчизны своей. Зачем православные Бога забыли, Зачем шли на брата, рубя и разя... И скажут они: "Мы обмануты были, Мы верили в то, во что верить нельзя..." И судьи умолкнут с печалью любовной, Поверив себя в неизбежный черед, И спросят: "Но кто же зачинщик виновный?" И будет ответ: "Виноват весь народ. Он думал о счастье отчизны любимой, Он шел на жестокость во имя Любви..." И судьи воскликнут: "Народ подсудимый! Ты нам не подсуден: мы - братья твои! Мы часть твоя, плоть твоя, кровь твоя, грешный Наивный, стремящийся вечно вперед, Взыскующий Бога в Европе кромешной, Счастливый в несчастье, великий народ!" ___________________________________ СЛОВА СОЛНЦА Много видел я стран и не хуже ее- Вся земля мною нежно любима. Но с Россией сравнить?.. С нею - сердце мое, И она для меня несравнима! Чья космична душа, тот плохой патриот: Целый мир для меня одинаков: Знаю я, чем могуч и чем слаб мой народ, Знаю смысл незначительных знаков: Осуждая войну, осуждая погром, Над народностью каждой насилье, Я Россию люблю - свой родительский дом- Даже с грязью со всею и пылью: Мне немыслима мысль, что над мертвою - тьма: Верю, верю в ее воскресенье Всею силой души, всем воскрыльем ума, Всем огнем своего вдохновенья! Знайте, верьте: он близок, наш праздничный день, И не так он уже за горами- Огласится простор нам родных деревень Православными колоколами! И раскается темный, но вещий народ В прегрешеньях своих перед Богом. Остановится прежде, чем в церковь войдет, Нерешительно перед порогом: И, в восторге метнув в воздух луч, как копье Золотое, слова всеблагие Скажет солнце с небес: "В воскресенье свое Всех виновных прощает Россия!"

______________________________________________________________

Любовь! Россия! Солнце! Пушкин! - Могущественные слова!.. И не от них ли на опушке Нам распускается листва? И молодеет не от них ли Стареющая молодежь? И не при них ли в душах стихли Зло, низость, ненависть и ложь? ИНТЕЛЛИГЕНТАМ РОССИИ О люди жалкие, бессильные, Интеллигенции отброс, Как ваши речи злы могильные, Как пуст ваш ноющий вопрос! Не виновата в том крестьянская Многострадальная среда, Что в вас сочится кровь дворянская, Как перегнившая вода. Что вы, порывами томимые, Для жизни слепы и слабы, Что вы, собой боготворимые, Для всех пигмеи и рабы. Как вы смешны с тоской и мукою И как несносны иногда... Поменьше грез, рожденных скукою, Побольше дела и труда! Не правда, сильные стихи!!! ________________________________________________________

О России петь - что стремиться в храм
По лесным горам, полевым коврам...

О России петь - что весну встречать,
Что невесту ждать, что утешить мать...

О России петь - что тоску забыть,
Что Любовь любить, что бессмертным быть!

У Северянина есть пронзительные стихи про любовь.

Встречаются, чтоб расставаться,
Влюбляются, чтоб разлюбить.
Мне хочется расхохотаться
И разрыдаться, и не жить!
Клянутся, чтоб нарушить клятвы,
Мечтают, чтоб клянуть мечты...
О, горе тем, кому понятны
Все наслаждения тщеты.
В деревне хочется столицы...
В столице хочется души...
И всюду человечьи лица
Бесчеловеческой души...
Как часто красота уродна
И есть в уродстве красота...
Как часто низость благородна
И злы невинные уста.
Так как же не расхохотаться,
Не разрыдаться, как же жить,
Когда возможно расставаться,
Когда возможно разлюбить?

Как созвучны эти стихи со стихами Анны Ахматовой:

С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-

И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!

ДОРОЖЕ ВСЕХ... Моя жена всех женщин мне дороже Величественною своей душой. Всю мощь, всю власть изведать ей дай Боже Моей любви воистину большой! Дороже всех - и чувства вновь крылаты, И на устах опять счастливый смех... Дороже всех: дороже первой Златы! Моя жена душе дороже всех! Моя жена мудрей всех философий, - Завидная ей участь суждена, И облегчить мне муки на Голгофе Придет в тоске одна моя жена!

______________________________________________

ВСЕ ОНИ ГОВОРЯТ ОБ ОДНОМ С.В. Рахманинову Соловьи монастырского сада, Как и все на земле соловьи, Говорят, что одна есть отрада И что эта отрада - в любви: И цветы монастырского луга С лаской, свойственной только цветам, Говорят, что одна есть заслуга: Прикоснуться к любимым устам: Монастырского леса озера, Переполненные голубым, Говорят, нет лазурнее взора, Как у тех, кто влюблен и любим:

Простая история о мужчине и женщине. Митя (Александр Абдулов ) перестает верить жене Кате (Ирина Алфёрова ). Он мучается, терзается ревностью, несмотря на то, что жена не изменяла. Они разводятся. Вскоре после развода Катя попадает в больницу. Тихую, с потухшими глазами навещает её Митя. Подходит к концу их свидание. И вдруг она кричит, захлебываясь рыданиями: «Я скучаю по тебе, Митя!». Подозрения, сомнения, ревность — всё ушло. Осталась только любовь — настоящая, всепоглощающая, подвергшаяся жестокому испытанию и вновь обретшая себя - такая любовь, научить которой может только Женщина.